Седьмое небо в рассрочку
Шрифт:
Зал заседаний был практически пуст, в нем гулко отдавались шаги, не различались голоса, они сливались в одно длинное гудение. Казенная атмосфера выглядела геенной огненной, в которой без отличий горят и праведники, и грешники.
Адвокат что-то бубнил на одной ноте, без выражения, без содержания и без пауз. Может, молился? А по виду – атеист конченый. Шатунов не прислушивался к этому чудаковатому мужчине, который судей боялся, кажется, еще до своего рождения. Леха, опустив голову, сидел и думал о точке, что сегодня будет поставлена. Или крест
– Ай-я… – вдруг панически протянул адвокат, слова его стали внятными, потому что наполнились содержанием. – Нам капец, Леонид Федорович, эту суку мало кому удалось переговорить. Она максимум требует. Господи, откуда ж взялась эта змея, а? Господи, за что ты нас караешь? И какой идиот назначает бабу государственным обвинителем? Паранджу на них на всех, паранджу! И в подвалах держать. Надо что-то придумать…
Шатунов выпрямился, ибо начали представлять тех, кто участвует в заседании суда, да нечаянно его глаза уперлись в… Не может этого быть!
Чуть наискосок за отдельным столом сидела… Ева! Миллион мыслей кишело под черепом, словно черви, разъедающие мозг, – нет, невозможно, так не бывает. Это похожая на нее…
Нет, она, Ева! Только прическа другая, волосы зачесаны строго назад, на затылке пучок… костюм от синего чулка – не ее одежда…
Ева не поднимала взгляда от бумаг, которые читала, по-деловому делая в них отметины авторучкой. Все-таки другая…
Но именно эта женщина прибегала к нему за любовью, таяла от его поцелуев и отдавалась до самоотречения. Как она попала сюда, как узнала про него? И почему сидит не среди зрителей… или слушателей…
Вдруг дошло! Нет, как молотком по темечку стукнуло: Ева здесь не в качестве зрителя, а… кого? Кто она в этом храме ужаса?..
– Зачем спектакль закатил? – справедливо возмущался Владимир Витальевич, выслушав Шатунова и уяснив, что ссору друг затеял понарошку, как говорят дети. – Нельзя было договориться?
– Ты ж не артист, – оправдывался тот. – Не смог бы убедительно сыграть, чтоб все поверили: мы навеки в контрах…
– За-чем? – взревел друг, которого все равно терзала обида и теперь ему было сложно поверить в хитроумный план.
Плюхнувшись на водительское место, Марин, ценя свое время, которое у него отнимали, да еще ночью, когда люди сладко спят, переговоры взял на себя:
– Можно я? Нам нужен надежный человек, Леонид Федорович назвал вас. Вечер и ссору придумал я. Для чего: убийцы не должны искать Пашку у вас.
– Здесь прятать его нельзя, – возразил Владимир Витальевич. – У меня Машка… Светланка с Лилькой – это мои дочери. У меня теща! А моя теща… ты, Ленька, знаешь ее.
– Павлик не у вас будет жить, – успокоил его Марин. – Но именно вы доставите парня в деревню, где снят дом. Если б и вы с ним пожили… но мы не настаиваем.
– А если преступники ни о чем таком не помышляют?
Человеку, привыкшему к обывательскому режиму, который не предусматривает резких
– Убийцы хорошо организованы и тренированы, знают, на что идут и что получат в случае неудачи. Устранить Ксению Эдуардовну тихо не вышло, произошел сбой. Теперь им нужно убрать последствия сбоя, а нам – просчитать, что они сделают в первую очередь. Поставьте себя на их место: чтоб задницу не подожгли, как надо поступить?
– Заставить молчать Леху, – предположил Владимир Витальевич.
– Сначала выманить, узнать, что ему известно, ведь Ксения Эдуардовна могла наболтать много чего. В этом заинтересован, прежде всего, заказчик. А как выманить одного, без сопровождения? Выкрасть самое дорогое – сына. Кстати, и Сабрину нужно спрятать. Ну, что смотрите, будто Америку открываю? Нет, я, конечно, могу ошибаться…
Но верилось в это после его расклада уже с трудом. Владимир Витальевич, еще имея массу вопросов, с готовностью заявил:
– Что я должен делать?
А Шатунов был уверен, что Володька поймет и простит, а главное – не откажет ему.
4
С утра он стоял у двери, нажав на кнопку звонка, и держал, пока Аня не открыла. На ее милом лице появилась приветливая улыбка, Анна отступила, приглашая его в квартиру, – приятно, когда тебе радуются. Идя за ней, Марин втянул носом воздух, от Аннушки пахло ванилью, жасмином… или лимоном и чем-то пряным – хоть кушай ее. Кстати, девушка правильная, ответственная, морально устойчивая, чтоб это узнать, не надо с ней пуд соли съесть. А подкрасить ее, приодеть, волосы в парикмахерской растрепать – красавица будет. Не знает она своих возможностей. Собственно, Марин приехал сюда, пожертвовав самой дорогой привилегией человека – сном, не ради Анны.
– Сестра твоя где? – осведомился он, заходя в прихожую.
– В своей комнате лежит.
– Заболела? – хмыкнул Марин.
– Ей, правда, плохо. Перекурила дряни всякой, теперь будет долго отходить.
– Ничего, я немножко полечу ее, можно?
– Ты говоришь загадками, но если поможешь мне справиться с Зойкой, обещаю поклоняться тебе как божеству.
Насчет поклонения шутка, конечно, но тем самым она разрешила распоряжаться в доме, и в первую очередь чернушкой, ему-то это и надо.
Зоя лежала на животе с закрытыми глазами, чистое от краски личико оказалось хорошеньким и молоденьким, а не безнадежно бледным и старым, как при первой встрече. По пути к кровати Марин подхватил стул, поставил у изголовья, оседлал его и громко-весело крикнул:
– Привет, Ноктюрна!
Она открыла один глаз, второй загораживал угол подушки. Глаз увидел Марина и не вспомнил его.
– Ты кто? – вяло поинтересовалась Зоя.
– Я демон, подобравший тебя на могиле и депортировавший с кладбища домой.