Седьмое небо в рассрочку
Шрифт:
– Это Сабрина, Юрий Александрович…
– Я ждал твоего звонка.
– Значит, можно зайти?
– Да. А ты где?
– Рядом… в сквере. Сейчас поднимусь.
В приемной с кожаными диванами и креслами красивенькая секретарша, вытаращив накрашенные глаза, почти не открывая пухленьких губ, зашикала:
– Юрий Александрович занят, у него совещание…
– Правда? – обрадовалась Сабрина. – Тогда пойду, раз нельзя…
Так крысы бегут с корабля во время кораблекрушения, живность бежит из нор перед землетрясением, а люди драпают от интервентов. Побег не удался, ибо распахнулась
– Сабрина! Заходите.
Значит, так тому и быть… Мимо пробежал Гиреев Андрей Тимурович, зам отца. Нет, он проскользнул, буркнув нечто, отдаленно напоминавшее приветствие, и зардевшись, как девица красная. Этот что делал на чужом совещании? Но выстраивать теорию догадок некогда. Сабрина вошла в светлый кабинет, поражающий размерами, уютный, насколько можно представить уют в официальном и чересчур большом помещении. Среди шика она почувствовала себя неуютно – маленькой, ничтожной просительницей, попавшей на прием к магнату, от которого зависит ее никчемная, никому не нужная, кроме нее самой, жизнь.
– Нравится? – осведомился Дубенич, приобняв ее за плечи и ведя к дивану с креслами у стены.
Сразу к дивану? Именно такая мысль мелькнула, вызвав у Сабрины улыбку, означавшую: и вы не оригинал. Мир, по ее мнению, устроен заурядно, в нем почти все предсказуемо, тривиально, поэтому ничего не поддается исправлению.
– Очень красиво, – не слукавила она. – Со вкусом.
Он усадил ее, попросил секретаршу принести… на выбор, разумеется. Сабрина выбрала чай, зеленый, а пока готовили напитки, Дубенич сел рядом, закинув ногу на ногу, раскинув руки по спинке дивана, и:
– Слушаю тебя. Давай, как на исповеди.
– Ладно. Мне нужны деньги. Семь с половиной тысяч евро.
Выпалила и уставилась на него, дескать, что скажете, господин магнат, сразу предложите отработать или как? Сумма-то ого-го, никто не способен расстаться с такими деньжищами даже на день, включая банкиров. Эти если и расстанутся, то заставят заполнить дьявольский контракт, на котором потребуют расписаться кровью, после чего придется проливать ее ежемесячно.
Странноватая у Дубенича реакция: брови подняты, глаза прищурены, полуулыбка на губах застыла бесовская, захочешь – не соорудишь на своем лице похожую мимику. А как он хотел? Разыграть благородство бесплатно? Это он зря, ему бесплатная жизнь не грозит ни при каких обстоятельствах. Кстати, сам напросился, чего ж застопорился? Сабрина уже слышала его неловкие слова, начинающиеся с пространных междометий: «М… Э… А… Сейчас у всех трудности…» А он удивил ее:
– Всего-то?
– Полагаете, сумма пустяковая?!
– Не пустяковая, но не настолько велика, чтоб так отчаиваться. Значит, твоя мать просила для тебя?
– Нет, на этот раз она не обманывала и клянчила для себя.
– Могу поинтересоваться, зачем тебе эти деньги?
– Конечно…
Между ногами Марина лежало тело головой к окну, а ногами к выходу. Он наклонился, рассматривая лицо трупа и упираясь руками в колени. Убитый мужчина средних лет, обнажен по пояс, в рваных джинсах. Прямо из горла, вертикально, не отклоняясь ни на сантиметр, торчала
На полу растеклась лужа крови, успевшая по краям подсохнуть. А хлестала – будь здоров, потеков – будто его пытала инквизиция. Сначала струи крови стекали вниз к животу, потом сделали резкий поворот и потекли по бокам. Это значит, когда нож вошел, мужчина стоял, затем упал навзничь. И пальцы в крови… У него была естественная реакция: нож в горло – боль адская – руки пытаются выдрать из тела смертельную сталь. А сзади Зойка рыдала, словно убили ее сестру.
– Зойка, это Умбра? – осведомился он.
– Д-д-да-а-а…
– Реви, реви… – Марин выпрямился, нажал на кнопки мобильника и, слушая трубку, внушал ей: – Вот так и тебя твои же готы…
– Это не готы! – завизжала ненормальная. – Мы эстеты! Мы никому не причиняем зла…
– Неужели? А я читал, что готы съели девочку. Да-да, убили и…
– Ты не мог бы не дразнить ее? – робко вступилась за сестру Аня. – Она и так напугана. Не плачь, Зоя…
– Ага, жалей, жалей ее, – не унимался Марин. – Приведет своих го'тов домой, они и тебя зажарят на ужин. Вон у этого на двери змея сама себя ест, это их стиль, их цель – я думаю. Так что по ком рыдаешь, Зойка? Ты рыдаешь по себе.
– Вранье! – выла она. – Специально врут, чтоб нас ненавидели, а мы… мы не несем зла-а…
Он, слушая трубку, достал одной рукой лист из нагрудного кармана рубашки, встряхнул его, разворачивая, и сунул Зойке под нос:
– Читай, как съели. Полезно… Алло, Рожкин, что-то мне подсказывает, что мужик, который лежит у моих ног с кинжалом в горле, имеет отношение к убийству прокурорши. А, понял, что подсказывает… На его плече анкх… точь-в-точь как у того, из Пухова… Должен сказать, труп не свежак, так что поторопитесь, а то совсем протухнет… Ладно, не буду ерничать, но очень хочется… Адрес? Записывай…
– Люка? – неожиданно произнес в трубке басовитый голос.
Время перевалило далеко за полдень, Люда обзвонила номера с именами и шифровками – пусто. Правда, не все отозвались, что вселяло некоторую надежду на удачу в ближайшем будущем. Батарея садилась, было решено «прощупать» группы, всего их четыре, для членов объединения Гека начальные фразы звучали так:
– Я от Гектора, Рик (Лобик, Март). Он не успел предупредить, что уезжает, я это делаю за него. Гектор сказал, ты должен кое-что передать мне…
Ну, а дальше оказывалось, Рик (Лобик или Март) понятия не имели ни о какой передаче, Люда прощалась и передавала якобы просьбу Гектора ждать особых распоряжений. И вдруг номер под псевдонимом Чика после первой же фразы назвал ее имя.
– Да, это я, – сказала она, ничуть не изменив голоса.
Люда заметила: меняющаяся интонация выдает человека, по ней и определяется на слух, удивлен собеседник, смущен, растерян и т. д. У некоторых эмоции выражаются ярко, у других лишь чуточку окрашиваются. Впрочем, даже пауза насторожит и заставит прислушаться к первому после нее слову – в какой тональности оно произнесено. В общем, нюансов и по телефону уловить можно достаточно, чтобы понять, на кого попала, главное, не торопиться.