Седьмое правило волшебника, или Столпы Творения
Шрифт:
— То есть вы считаете, что мне следует просто пойти туда и подождать? До тех пор пока она или ее муж не выйдут и не пригласят?
— Думаю, так. Но Алтея вряд ли придет. Говорят, она никогда не выходит из своего болота. Ты можешь дождаться Фридриха здесь. В конце концов он явится продавать свои изделия. Он никогда не отсутствует дольше месяца. Я бы сказала, что он пожалует во дворец самое большее через пару недель.
Недель!.. Как можно оставаться на одном месте неделями, если люди лорда Рала ведут охоту. Судя по всему, у Дженнсен нет даже дней, не говоря уж о неделях.
—
Женщина улыбнулась, села и снова принялась за свою вышивку.
— Наверно, так оно и лучше. — Она подняла глаза. — Было грустно узнать о твоей маме, дорогая. Это тяжело, я знаю.
Дженнсен кивнула, на глаза ее навернулись слезы, ответные слова застряли в горле. Печальная картина пронеслась перед ее глазами. Тот солдат… везде кровь… ужас, исходящий от него… мать, распростертая на полу… Усилием воли Дженнсен отогнала страшную картину, чтобы не задохнуться от тоски и гнева.
Нет, ей нельзя ждать, надеясь на приглашение, — люди лорда Рала идут за ними по пятам. Последнее время Дженнсен стала терять веру в себя. Ведь Латею убили. Убийство может и повториться. Ей нужно добраться до Алтеи прежде, чем это сделают преследователи, и по крайней мере рассказать ей о сестре, предупредить, если больше ничего нельзя сделать…
Дженнсен глазами разыскивала Себастьяна. Он не мог далеко уйти. Наконец она увидела его спину в широком коридоре. Себастьян стоял возле палатки, в которой продавали серебряные украшения.
Не пройдя и двух шагов, девушка застыла на месте: в коридор ворвались солдаты и окружили Себастьяна. Один из солдат аккуратно приподнял кончиком меча полу плаща, обнажая весь его арсенал. Дженнсен продолжала стоять на месте. Она была слишком напугана, чтобы что-то предпринять.
Полдюжины блестящих остроконечных пик тут же нацелились на Себастьяна. Из многочисленных ножен выскочили мечи. Из людей, стоявших поблизости от Дженнсен, кто-то убежал, а кто-то повернулся, чтобы поглазеть на происходящее. Стоя в центре круга из д’харианских солдат, Себастьян развел руки, всем своим видом показывая, что сдается.
Сдавайся.
И тут же на площади прозвенел колокол.
Глава 17
Долгий звук колокола, созывающего людей на молитву, отдавался эхом в углах похожего на пещеру зала. Два здоровенных солдата схватили Себастьяна под руки и потащили прочь. Остальные окружили их плотным кольцом, бряцая оружием — не столько с целью запугать пленника, сколько показывая, что не допустят никаких попыток освободить его. Дженнсен беспомощно наблюдала за происходящим. Ей сразу стало ясно, что стражники готовы к любой неожиданности и не перед чем не остановятся. Похоже, они приняли Себастьяна за члена некоей тайной группировки, намеревавшейся захватить дворец.
Дженнсен замечала, что у некоторых мужчин-посетителей тоже было с собой оружие. В основном, мечи… Может, дело в том, что у Себастьяна его слишком много и оно слишком разнообразно, да к тому же еще и спрятано под плащом?.. Но ведь зимой не ходят без плаща! И он ничего не сделал, никому не причинил зла!
Дженнсен
Те, кто поначалу удрал от греха подальше, теперь вернулись. Беспорядочное движение толпы постепенно становилось направленным: люди шагали в сторону площади. Торговцы закрывали лавки и присоединялись к остальным. Никто теперь не обращал внимания ни на Себастьяна, ни на солдат. Колокольный звон все еще висел в воздухе, смех и разговоры затихали, переходили в полный уважения шепот.
Дженнсен охватила паника. Солдаты уводили Себастьяна все дальше. Его седые волосы выделялись на фоне темных доспехов. Девушка не знала, что предпринять. В случившемся была жуткая ошибка. Они ведь с Себастьяном пришли сюда лишь для того, чтобы найти золотых дел мастера. Ей хотелось завизжать во весь голос…
Дженнсен.
Дженнсен, невзирая на прущий на нее людской поток, пыталась не потерять Себастьяна из виду. Что-либо предпринимать она по-прежнему боялась.
А потом в ее душе родился стыд. Ведь Себастьян так много сделал для нее. Он рисковал своей жизнью, чтобы ее спасти… Но что она могла предпринять?
Сдавайся.
То, что солдаты делали с Себастьяном, с нею, с невинными людьми, было несправедливо. Пробиваясь сквозь страх, внутри Дженнсен поднималась ярость.
Tu vash misht.
Он же ей очень нужен…
Tu vask misht.
Себастьян попал в беду…
Grushdeva du kalt misht.
Cлова разжигали огонь ярости все ярче.
Люди наталкивались на Дженнсен — она начала протискиваться сквозь толпу, пытаясь следовать за уводящими Себастьяна солдатами. Стон вырвался у нее сквозь сжатые зубы, но это был стон ярости. Все было несправедливо. Она хотела, чтобы они остановились.
«Просто остановитесь, — просила она мысленно. — Остановитесь…»
Собственная беспомощность так же приводила ее в ярость. Ей до смерти надоела беспомощность. Если они не остановятся, если будут идти дальше, это приведет ее в полное бешенство.
Сдавайся.
Рука Дженнсен скользнула под плащ. От прикосновения к холодной стали она почувствовала радость. Пальцы сжались, обхватив рукоять ножа. Рельефный узор эмблемы впивался в кожу.
Оказавшийся поблизости стражник осторожно подтолкнул Дженнсен, разворачивая в другую сторону, туда, куда устремлялись остальные.
— Площадь для молебна находится в той стороне, госпожа.
Фраза была облечена в любезную форму, но сутью был приказ идти вместе со всеми.
Дженнсен в ярости посмотрела ему в глаза. Она видела сейчас глаза того мертвого солдата. Она видела других солдат — у себя в доме, мертвых на полу, тех, что подходили к ней, тех, что грубо хватали ее… Она видела резкие жесты на фоне алой блестящей крови…
Они со стражником, не отрываясь, смотрели друг на друга, и Дженнсен вновь нащупала нож, проверила, как он выходит из ножен…