Седьмое правило волшебника, или Столпы Творения
Шрифт:
Ричард Рал и женщина, похоже, были увлечены друг другом. Фридрих понял это по особенному взгляду, каким они смотрели друг на друга. Преданность и верность в серых глазах мужчины и зеленых глазах той женщины были так глубоки, что ошибиться было невозможно…
— А что насчет других камней? — спросил он.
Алтея жестом указала на внешний круг Благодати, куда осмеливались попадать только лучи от дара Создателя, на два камня, лежащих в мире мертвых.
— Это те, кто слышит голоса, — сказала она. Фридрих кивнул головой, убедившись, что его подозрения оказались обоснованными. Во всем, что было
— А остальные?
Голос Алтеи был похож на дождь:
— Это защитники.
— Они защищают лорда Рала?
— Они защищают всех нас.
И Фридрих увидел, как слезы покатились по ее обветренным щекам.
— Умоляю, — прошептала она, — чтобы у них хватило сил, иначе Владетель заберет всех нас.
— Ты хочешь сказать, что только эти четверо смогут защитить нас?
— Есть еще и другие, но эти четверо имеют определяющее значение. Без них все будет потеряно.
Фридрих облизал губы, чувствуя страх за судьбу этих четырех стражей, идущих против Владетеля.
— Алтея, а ты не знаешь, кто они?
Она повернулась и обвила его руками, прижавшись лицом к его груди. Это детское движение всю жизнь трогало сердце Фридриха, и оно таяло от любви к ней. Мягко и нежно он обнял ее, будто защищая и успокаивая. Хотя на самом деле он ничего не мог сделать, чтобы защитить жену от надвигающихся событий.
— Ты не отнесешь меня на кресло, Фридрих?
Он кивнул, поднимая ее на руки. Ее сухие, бесполезные ноги слегка покачивались. Женщина, обладающая силой, способной вызвать жару или дождь посреди зимы, нуждалась в его немудреной помощи — отнести ее на кресло. Она любила его, Фридриха, простого человека, не обладающего даром. Мужчину, который любил ее.
— Ты не ответила на мой вопрос, Алтея!
Ее руки еще крепче сжали его шею.
— Один из четырех камней-защитников, — прошептала она, — это я.
Фридрих повернулся и, широко раскрыв глаза, посмотрел на доску, где все еще лежали камни. И рот его широко раскрылся: он увидел, как один из четырех раскрошился в порошок.
Алтее и смотреть было не нужно.
— В числе четырех была моя сестра, — сказала она. Фридрих убаюкивал ее на руках, а она плакала от горя.
— А теперь нас осталось трое.
Глава 15
Дженнсен выбралась из людского потока, текущего по южной дороге. Прижавшись к Себастьяну, она пряталась за его широкой спиной от ветра. Часто ей хотелось просто свернуться калачиком на замерзшей обочине и заснуть.
Живот сводило от голода. Когда Расти начинала волноваться, Дженнсен, овладевая ситуацией, перехватывала поводья ближе к удилам. Бетти держалась поближе к бедру Дженнсен, ища поддержки. Коза стерла копыта, и иногда движущаяся мимо толпа начинала ее злить. Тогда Дженнсен поглаживала толстый бочок козы, и Бетти тотчас принималась помахивать хвостиком. Она смотрела снизу вверх на Дженнсен, высовывала язык, чтобы быстро лизнуть в морду Расти, а затем приседала, пытаясь прилечь на ногах Дженнсен.
Рука Себастьяна, будто защищая, лежала на плече девушки. Он смотрел на фургоны, телеги и людей, движущихся по направлению к Народному Дворцу. Грохот проезжающих фургонов,
Все это тонуло в облаке пыли, запах еды смешивался с потом людей и животных, оставляя на языке Дженнсен мерзкий привкус.
— О чем вы думаете? — тихим голосом спросил Себастьян. Далеко впереди холодный рассвет заливал отвесные скалы огромного плато пылающим розовым светом. Казалось, скалы поднимаются на тысячи футов над Азритскими равнинами, но человек заставил их подняться еще выше. Это был город, лежащий на плато, — тысячи крыш, огороженных внушительными стенами, объединенные в огромный конгломерат. Возвышающиеся над городом мраморные сооружения уже освещало низко стоящее зимнее солнце.
Мать увезла Дженнсен отсюда, когда та была еще маленькой. И память детства, жившая в ней, не подготовила ее взрослое восприятие к роскоши дворца. Сердце Д’Хары стояло над бесплодной равниной гордо, благородно и торжествующе. На ее величие ложилось тенью только одно: это был родовой замок лорда Рала.
Дженнсен провела рукой по лицу, на мгновение закрыв глаза и пытаясь отогнать стучащую в виски боль — признак близости лорда Рала.
Путешествие получилось трудным и изматывающим. Когда они останавливались вечером на ночлег, Себастьян под покровом темноты ходил на разведку, а Дженнсен начинала разбивать лагерь. Несколько раз спутник приносил пугающие новости: преследователи находились очень близко. Несмотря на усталость и слезы разочарования, приходилось собирать вещи и вновь пускаться в путь…
— У нас была причина прийти сюда, — сказала Дженнсен. — И теперь не стоит терять мужество.
— Это последняя возможность его потерять, — заметил Себастьян.
Дженнсен вглядывалась в его внимательные голубые глаза, в которых и без слов читался ответ: снова броситься в движущийся по дороге людской поток. Бетти вскочила на ноги, внимательно наблюдая за толпой и все сильнее прижимаясь к левой ноге Дженнсен. Себастьян встал с другой стороны.
Пожилая женщина, сидящая в телеге, спросила Дженнсен:
— Помочь продать козу, дорогая?
Дженнсен держала в одной руке и веревку, к которой была привязана Бетти, и повод Расти, а другой придерживала капюшон плаща, защищаясь от порывов холодного ветра. Улыбнувшись, она отрицательно покачала головой. Женщина улыбнулась в ответ и поехала дальше. И тут Дженнсен увидела на телеге объявление: «Продажа колбасы».
— Госпожа! А сейчас вы колбасу продаете?
Женщина остановила лошадь, повернулась, сняла крышку с кастрюли, плотно завернутой в тряпки и одеяла, и вынула из нее кольцо жирной колбасы.
—Свежая, только сегодня сваренная. Будете покупать? Пенни серебром, и мы разойдемся.
Дженнсен решительно кивнула головой, и Себастьян вручил женщине требуемую сумму. Та разрезала кольцо надвое и дала половину Дженнсен. Колбаса была чудесно-теплой. Девушка проглотила несколько кусков практически не жуя. Наконец-то появилась возможность утолить этот жуткий голод. И только теперь она смогла оценить вкус колбасы.
— Восхитительно! — заявила она торговке. Та улыбнулась, казалось, даже не удивившись комплименту.