Седьмое таинство
Шрифт:
Алессио Браманте вдыхал влажный воздух, поток которого был едва ощутим во тьме, и пытался определить, откуда он идет. Алессио побежал, не обращая внимания на камни и острые выступы, торчащие отовсюду. Мститель знал, что у них осталась только одна надежда выбраться на свободу и она находится близко. А в свете дня, под ярким и всепрощающим солнцем, знакомые улицы приведут его домой, к маме.
Патер.
Это слово вдруг выплыло из закоулков памяти и завладело всем его существом. Вот кем хотел стать Джорджио Браманте. И не сумел. Настоящий Патер оберегает своих детей и, подвергая их испытаниям, наблюдает за ними из
«Ты оставил меня», — с горечью в сердце думал мальчик и, спотыкаясь, шел дальше, чувствуя, как бьющий в лицо поток затхлого воздуха становится свежее. И тут из живого мира сюда, в эту мрачную и холодную гробницу, вдруг ворвался сладкий, похожий на аромат цветущего апельсина, свежий и нежный аромат жизни.
И тогда все звуки, что яростно бушевали в голове, вдруг стали реальными, осуществившись где-то впереди.
Он остановился. Кто-то налетел на него сзади. И вновь раздался голос Дино, низкий, требовательный:
— Вперед!
Абати толкнул мальчика вперед, тот вновь остановился, замерев на месте. Впереди слышались два голоса, и звуки, которые издавали люди, были ему совершенно не знакомы. Это был сплошной поток жарких эмоций с примесью какой-то первобытной, животной свирепости.
Его снова подтолкнули сзади, и фантазер метнулся вперед, видя теперь свет, бледный, слабый свет настоящих электрических ламп. Еще три шага, и он вошел в помещение. Остальные последовали за ним, натыкаясь друг на друга, натыкаясь на маленького проводника. Тишину нарушили голоса студентов, нестройные, сконфуженные. Они тоже это увидели.
Увидели.
Все замолчали. Никто не смел произнести ни звука.
Алессио Браманте, широко раскрыв глаза, уставился на зрелище, что открылось перед ними. Это было похоже на картину какого-то безумного художника — два тела, плотно прижавшиеся к стене, двигаются в каком-то странном, нечеловеческом ритме. Мальчик задержал дыхание, гадая, сможет ли он, если очень постарается, напрочь выкинуть из памяти эту сцену, открутить время назад, к той минуте утром, когда смотрел в замочную скважину на дворец рыцарей Мальтийского ордена и видел через эти идиотские очки «мушиный глаз» мириады миров, ни в одном из которых не существовало красоты собора Святого Петра, огромного и прекрасного.
Но это не сработало, и Алессио знал почему. То была детская игра, а он с этого момента перестал быть ребенком. И уже никогда не сможет им стать.
Нередко — мальчик теперь это понял — Минотавру вовсе не нужно охотиться. Добыча приходит к нему сама, по собственной воле, как подарок, как жертвоприношение; они сами доставляют себя прямо в логово зверя.
ГЛАВА 20
— Скажи что-нибудь, Ник, — велела Тереза. — Изобрази Лео. Мне как-то не по себе.
Коста на пределе усилий и скорости гнал красный «фиат» без полицейских опознавательных знаков, врубив сирену и включив проблесковый маячок, второпях прицепленный к крыше. Гнал от самой квестуры, мимо Форума, мимо Колизея, к раскопу возле Большого цирка. Движение на улицах было затруднено: повсюду пробки, злобные вопли, шум, гам. Большую часть пути он проехал по широким тротуарам, пугая пешеходов.
Выбор был невелик. Отсюда к нужному месту вела только одна улица, и сейчас она представляла собой непробиваемое скопление
Сейчас разобраться в этом было просто невозможно. Коста вновь посмотрел на море автомобилей впереди и вырубил двигатель.
— Они оба не могли этого знать, — продолжал он рассуждать вслух. — Если бы Джорджио понимал, что его сын жив, ничего этого не произошло бы.
Перони в ярости уставился на автомобильную пробку. Полицейские все еще находились почти в километре от широкой полосы зелени на той стороне Палатино.
— Согласен, — кивнул здоровяк. — Так кто же тут дергает за ниточки? Получается, что Джудит Тернхаус. Она все эти годы помогала Джорджио убивать несчастных студентов. Почему? Зачем? И почему профессор, Господи помилуй, так вцепилась в этого мальчика? Он-то что ей сделал?
Коста прослужил в полиции достаточно времени, чтобы понимать, что в корне всех человеческих поступков лежат самые простые причины; все те же причины, что существовали и тысячи лет назад: любовь, ненависть и месть.
Решение пришло неожиданно.
Ник рывком распахнул водительскую дверь.
В нескольких метрах перед ними сидел на своем мотоцикле курьер из службы срочной доставки. Он явно валял дурака и просто убивал время. Его мощная и быстрая «хонда» могла бы легко просочиться сквозь пробку.
Коста подошел к нему и показал удостоверение.
— Я реквизирую ваш байк. — Детектив ухватил курьера за отвороты кожаной куртки и стащил с седла. — Джанни! На заднем сиденье поедешь?
Тереза выскочила из машины:
— А я как же?
— Извини.
Курьер выпрямился во весь рост, постучал себя пальцем по груди и спросил:
— А как же я? — Взглянул на Джанни и сник. — Только не поцарапайте!
Коста повернул ключ, ощутил, как мотоцикл просел под огромным весом Перони, попытался вспомнить, как водить подобные штуки и со скрежетом «воткнул» передачу, заметив, как побледнел при этом владелец.
После чего аккуратно въехал на широкую грунтовую тропу для пешеходов, что вела от Колизея к Большому цирку параллельно маршруту трамвая номер три. Это была тихая зеленая дорожка, место приятных вечерних прогулок.
Впереди возникли фотограф и пара молодоженов, позирующая на фоне Колизея. Ник медленно объехал их, стараясь не забрызгать грязью, а затем полностью «открутил газ».
Байк делал стабильные пятьдесят километров в час, продвигаясь вперед по грунтовой дорожке под голыми деревьями, заполняющими эту спокойную сторону Палатино.