Седьмое знамение
Шрифт:
– Фая, это всего лишь игра. Пожалуйста, там останется только мое собственное предсказание. Пожалуйста, это же понарошку.
– Грех, – еще короче повторила она и отступила еще на шаг.
Игорь вздохнул и не стал настаивать. Его выручила Рая Белова:
– Белояр, давай шапку сюда. Я вытяну ее предсказание. Сейчас мы все узнаем, что ждет нашу проповедницу в новом, тысяча девятьсот девяносто первом году… Давай сюда.
Судьбу Фаины она доставала из ее шапки аристократически-лениво, и разворачивала не спеша, напоминая движения толстой персидской кошки, вылизывающей переднюю лапу, лежа на боку. Но постепенно глаза ее расширились:
– «Вы молодец, товарищ. В этом году исполнятся все ваши желания. Смело в бой, победа будет за вами». Ну, Файка, тебе, как всегда, везет!
Персидская кошка разгневанно зафыркала и отшвырнула от себя ненавистный листок, доставшийся другой девушке. Был повод для обширнейших комментариев, однако Игорь пощадил Фаину, которая попала сюда не по своей воле и страдала от этого, и перевел стрелки на себя, тем паче что он видел навязчивое желание Бориса высказаться по этому случаю.
– Ну что ж, господа присяжные заседатели, в шапке всего одна бумаженция. Она моя. Я примерно помню, что в ней записано, но раз уж мы договорились читать вслух, так и быть, потешу ваши любопытные мозги.
Он вынул листок, перевернул шапку и потряс ею – в доказательство того, что там больше ничего нет. Развернул очень спокойно и прочитал:
– «Ничего говорить не буду. Оракул оставляет за собой право не отвечать». Вот так-то. Финита ля комедия.
От такого темного предсказания всем вдруг снова стало страшно.
– Судьба, – прошептал суеверный и боязливый Сеня Шевченко.
Игорь посмотрел на него и тоном наставника произнес:
– Судьба определяется не всякой ерундой, написанной на каких-то бумажках от нечего делать. Не будь ребенком, Семен. Судьбу каждый из нас творит для себя своими руками, а если она и определена, как думают фаталисты, то предсказания на бумажках в новогоднюю ночь на нее никак не влияют. Чего вы все затихли? Видимо, я сегодня ваш злой гений, уже второй раз пугаю вас до потери сознания. Эдик, включай музыку громче. Пусть гости побыстрее забудут это невинное развлечение. Танцуют все!
Эдгар с трудом заставил себя шевелиться, под таким он находился впечатлением. В кассетник вновь вставили RADIORAMу, но танцевать почему-то не хотелось. Компания, тесно сплоченная тем, что каждый теперь знает свое ближайшее будущее, сидела на своих местах и думала мучительно, как теперь себя вести и что делать. Некоторые медленно потягивали пепси-колу, из бокалов или прямо из бутылок. Да, порядком огорошили собравшихся последние новости. И только Борис Новиков и Рая Белова в неземном упоении танцевали медленный танец, очень медленный, как во сне, вразнобой с динамичной музыкой. Фаина призраком возмездия возвышалась в темном углу, возле лестницы, и грустным взглядом взирала на это скопище зла и всевозможных пороков, вопиющих о каре небесной. А Игорь, держа в руках гражданский кодекс и кассету с записью группы «Санкт-Петербург», опирался локтями о спинку выдвинутого в комнату дивана позади Сени Шевченко и иронично улыбался. А когда Эдгар обернулся и спросил у него, как он себя чувствует, ответил, качая головой:
– Детский сад, ей-богу.
Никто не обиделся на такое определение, к тому же из уст такого же малолетки, ровесника. Никто попросту не заметил этих слов, так все углубились в свои невеселые размышления. Тревожные симптомы! И вдруг на верхней площадке лестницы, вовсе не к месту, сработал будильник хозяина дома, заведенный, как обычно, на половину седьмого. Звон у него был ужасающей силы, все вздрогнули, словно он их и в самом деле разбудил, и стали громко возмущаться вслед Эдгару, который нёсся верх по лестнице его отключать.
– Ты что, спятил, Эдька? Убить тебя мало, придурок! Разве можно так пугать людей! Какого черта он у тебя здесь, а не в спальне?
– Мы его вынесли, когда делали уборку. А поставить обратно забыли.
Запыхавшись от неожиданности и досады, он схватил будильник и нажал на кнопку. Звон прекратился, и от тишины сразу заложило уши. Настроение новогодней ночи было уже вспугнуто, как птичка, начиналось утро первого января, начинался новый день, новый год. Не то чтобы гостей отрезвил этот дикий звон, но праздник уже явно завершился, от него почти ничего не осталось, кроме похмелья, сонливости и головной боли После недолгого затишья гости в массовом порядке зашевелились, засобирались по домам, причем сделали это так быстро, что дом опустел буквально в считанные минуты. Уходили ребята в основном не поодиночке – и безопаснее, и девчат проводить надо, и самим удобнее, потому как подвыпили.
Борису Новикову уходить было вроде бы некуда, однако обе его пассии отправлялись восвояси, а он внезапно вспомнил о необходимости приводить в порядок жилое помещение – мыть посуду, таскать в контейнер горы мусора, складывать объедки для собаки в кастрюлю, пылесосить и выполнять еще много всякой грязной работы по дому. Борис тут же надел куртку, шапку и сапоги и исчез вместе с Раей Беловой и Фаиной – какая-никакая, а защита от всяческих хулиганов на улицах. Весомый повод для отлынивания от уборки! На это обратил внимание Игорь Белояр, но не Эдгар, который в тот момент провожал Сеню Шевченко с крыльца. А вернувшись в гостиную, он окинул ее глазами и с обреченным видом сжал пальцами лоб.
– О нет, – простонал он. – Неужели это всё мне?
– О да, – ответил Игорь, по-прежнему опираясь локтями о спинку дивана и держа в руках книгу и кассету. – Жаль, я не догадался попросить ее остаться и помочь. Тогда даже невооруженному глазу стало бы ясно, стоит ли иметь с ней дело.
Эдгар вдруг так смутился, что покраснел:
– Кого? С ума сошел? И что ты вообще имеешь в виду?
Игорь улыбался мягко, как взрослый.
– Глупый, – сказал он. – Или ты думаешь, что никто ничего не увидел?
– И что же ты увидел?
– Что это Раиса Белова. Ну и влип же ты, дружочек. Неужели это и правда Рая?
– Фаина, – сердито ответил Эдгар.
– Эдька, я тебя умоляю. Фаина, конечно, живет в каком-то совершенно другом мире, но если сравнивать их, то не она, а Раиса – настоящее извращение.
– Почему это?
Эдгар уже ничего не отрицал, а Игорь качал головой и разводил руками.
– Эдик, ну ты же не ребенок. Я не скажу ни единого слова, потому что не хочу с тобой ссориться, но ведь у тебя тоже есть глаза, и ты далеко не дурак. Правда?
Эдгар помолчал, затем угрюмо произнес:
– Вот уж не думал никогда, что она клюнет на Бориса. Сегодня праздник, а она любит блистать. Впрочем, он тоже это любит. К тому же, она, наверное, выпила.
Игорь смотрел на него не мигая и ничего не отвечал, только сделал гримасу и самоустранился:
– Дело твое, Эдик. Кто там? По-моему, кто-то пришел.
Со звоном захлопнулась железная калитка, потом – входная дверь, на крыльце кто-то долго отряхивал от снега одежду и обувь, потом Эдгар услышал голоса и вздохнул. Это явились его родители, что означало окончательное завершение праздника, по крайней мере, их личного, юношеского праздника. Первой в гостиную вошла мать Эдгара, огляделась и ахнула. Грандиозный бардак безраздельно царил на первом этаже их дома, такой, что отец Эдгара, войдя сюда минутой позже, скептически приподнял брови и сказал: