Седьмой Совершенный
Шрифт:
Вазир появился вечером, когда в канцелярии кроме Абу-л-Хасана, устало потиравшего глаза, никого уже не было. Вазир был навеселе.
— Ну, могу я подписывать бюджет?
— В статье расходов госпоже, [81] да укрепит Аллах ее здоровье, эмирам, [82] расходы на гарем и слуг: в месяц — 61930 за 12 месяцев указана цифра 743196 динаров, тогда как это должно составлять 743160 динаров. Далее, жалование лодочникам, обслуживающим халифа и четыре дежурных лодки, плюс пенсия детям павших за веру, 30 дней — 102 динара, за 12 месяцев — здесь указано 1280 динаров, а должно быть 1224
81
Имеется ввиду мать халифа.
82
Имеются ввиду родственники халифа.
83
Мог составлять 37, 40, 45 или 50 дней.
— Хорошо, — сказал довольный вазир, — значит, я могу вернуть его на доработку. Важные документы, чем дольше не подписываешь, тем лучше. Иди отдыхай. Ты поработал на славу.
— Как насчет помилования?
— Все в порядке. Халиф согласился. Надо составить прошение, приложить к нему характеристику начальника тюрьмы и мое ходатайство.
— Что же мне теперь в Сиджильмасу за характеристикой ехать?
— Ну, зачем же ехать? Есть почта. Отправь туда запрос.
— Но это же затянет дело надолго.
— А что делать? Бумаги любят порядок. Не мне тебя учить. Ведь ты теперь глава дивана тайной службы.
Абу-л-Хасан поклонился и поблагодарил вазира.
— Ну иди, отдыхай, — добродушно сказал вазир.
— У меня есть еще одна просьба.
— Говори.
— Сахиб аш-шурта Сиджильмасы из-за этого дела может потерять место.
— Почему?
— По моей просьбе он действовал тайно и поэтому настроил против себя местного правителя. Нельзя ли дать ему здесь должность. Ведь он защищал трон халифа.
— Ты прав Абу-л-Хасан, я подумаю, что ему предложить. Не беспокойся, иди отдыхать. Ты хорошо потрудился.
Абу-л-Хасан попрощался и ушел.
Часть вторая
Знаток фикха [84]
Дверь с грохотом закрылась за его спиной. Слышно было, как надзиратель задвигает тяжелый засов. Имран прошел вперед, опустился на пол и сел, привалившись спиной к стене. Именно в этой позе, несколько дней назад он встретил сахиб аш-шурта. На мгновенье Имрану показалось, что ничего не было: ни предложения сахиб аш-шурта, ни бегства, ни ночного собрания, ни знакомства с исмаилитским даи Ибрахимом, ни повторного ареста у северных городских ворот. Если бы не джуба серой шерсти, купленная им у старьевщика, на деньги сахиб аш-шурта, все произошедшее с ним можно было принять за наваждение. Острым воспоминаньем кольнуло обещание сахиб аш-шурта сохранить ему жизнь. Ни словом, ни жестом Имрану не дали знать, как скоро его освободят. Нехорошее предчувствие вдруг охватило его.
84
Система мусульманского права.
Имран вскочил, бросился к двери и стал бить по ней кулаками.
— Что случилось? — отозвался из-за двери стражник.
— Передайте сахиб аш-шурта, чтобы он пришел ко мне, — крикнул Имран.
— Кому-кому? — изумленно переспросил стражник.
— Сахиб аш-шурта, — неуверенно повторил Имран.
— А может сразу правителю передать? — ядовито сказал стражник — Чего уж там, — и захохотал.
Имран втянул голову в плечи и, как побитая собака, вернулся на свое место. Каждый следующий день убеждал его в правоте собственных опасений. Он метался по камере, молотил в дверь, плакал, разодрал на себе одежду. Все было тщетно. Сахиб аш-шурта хранил молчание. Через неделю Имран смирился, но целыми днями лежал безучастно, глядя перед собой — на дверь, на стены, на потолок. О своих детях он старался не думать. В том, что его обманули, использовав, в грязной игре, сомнений не было. Вызывало недоумение лишь то, что его не торопились обезглавить. Этому он никак не мог найти объяснений. Время остановилось для него.
Через месяц Имрана неожиданно перевели в другую камеру. Когда вошел надзиратель и объявил ему об этом, он обрадовался и счел это добрым знаком. По-видимому, какие-то рычаги пришли в ход. Затем он, заложив руки за спину, долго шел по извилистому узкому коридору, слыша за собой тяжелое дыхание конвоира. У одной из дверей ему велено было остановиться и повернуться лицом к стене. Лязг засовов и команда «пошел». Дверь за ним захлопнулась. Новое жилище было больше в площади и имело крошечное оконце, размером с кулак, под самым потолком, из которого в камеру проистекал солнечный свет.
— Мир тебе, узник, в этой юдоли скорби, — услышал он чей-то звучный голос.
Имран вздрогнул от неожиданности и, сощуря глаза, посмотрел в угол, откуда донеслось приветствие. Как это было ни странно, но голос говорившего, показался ему знаком.
— И вам мир, — вежливо ответил Имран.
— Кто ты, за что тебя лишили свободы?
— Я убил мутакаббиля. Жду смертной казни, — сказал Имран. О том, что его должны помиловать, он решил умолчать. Во-первых, чтобы не сглазить, во-вторых… ему только сейчас пришло на ум, что сабийи могут отомстить ему. Ибрахим находится в этой же тюрьме, кто знает, может быть в соседней камере, и если он уже догадался о роли Имрана в этой истории, то ему не сдобровать.
Человек, лежавший в углу, поднялся, подошел к двери и ударил в нее кулаком.
— Что? — отозвался стражник.
— Позови старшего, — приказал человек.
Через несколько минут дверь отворилась, и появился старший.
— Слушаю, вас, ходжа, — почтительно сказал надзиратель.
— Эй ты, — тыча ладонь в лицо надзирателю, сказал человек — я просил тихую камеру, где бы я мог спокойно размышлять о Боге. Мало того, что подселили ко мне человека, я дал согласие на это, но моим условием было, что это будет смирный заблудший человек. А вы привели ко мне убийцу. Я не могу находиться с ним рядом.
— Это приказ начальника тюрьмы. Ходжа, камеры переполнены, к тому же этот человек мирный сельчанин и его казнь отложена, может, его помилуют.
— Хорошо, иди и не опаздывай с ужином, — сказал заключенный.
Не дожидаясь, когда надзиратель выйдет, он повернулся к нему спиной. Заинтригованный Имран во все глаза наблюдал за этой сценой. Новый сосед по камере обладал непонятной властью. Это был чернобородый человек, неопределенного возраста, горбоносый с глубоко посажеными глазами.
— Ну что, злодей, — сказал он, — смею надеяться, что ты не перережешь мне ночью глотку. Как тебя зовут?
— Нет, — честно сказал Имран и назвал свое имя.
— Поверю, а что мне еще остается делать, с виду ты и вправду не похож на злодея. Хотя говорят, что такие, как ты, самые опасные. Иди садись, вон твое место.
Имран подошел к указанной циновке и сел на нее.
— А хочешь знать как меня зовут? — спросил сосед.
Имран кивнул.
— Меня зовут Ослиная Голова.
Человек остался доволен изумлением, отразившемся на лице Имрана.
— Что, не веришь?
Имран покачал головой.