Седое золото
Шрифт:
— Бывает, — согласился Ник.
Расселись за столом, предварительно загнав «шестёрку» — по кличке Шпала — на дальние нижние нары, чтоб не мешал. Сизый тут явно был за старшего, потому и повёл разговор:
— Ногами ты, друже Ник, махать умеешь. Мы это поняли уже. А ещё какие таланты имеются у тебя в загашнике? Здесь ведь всё как на воле: если умеешь чего путного и полезного делать — уважение тебе и почёт, не умеешь ничего — плохо это, парашу драить придётся. Вот с ним вместе, — небрежно махнул рукой в сторону Шпалы. — Причём и другие обязанности
Ник усиленно соображал, сопоставляя свои таланты и умения с конкретикой ситуации.
Уверенный пользователь компьютера? Знание всех тонкостей биржевых операций? Стратегический маркетинг? Маркетинг-микс, бенчмаркетинг? Многоуровневый контролинг и сквозное бюджетирование? Всё не то. А парашу регулярно драить не хотелось совсем, да ещё и на другие обязанности намекали грязно. И вообще, даже как-то стыдно за себя, неужели же он совсем ни на что полезное не годен? Тут взгляд Ника упал на старенькую гитару, небрежно прислонённую к стенке. А что, почему бы и нет? Интересно, как тутошние уркаганы отнесутся к тамошнему шансону?
Ник небрежно, с чувством собственного достоинства, поднялся, подошёл к стенке, взял гитару в руки, вернулся на своё место, демонстративно взял несколько аккордов, умело повертел колки, настраивая инструмент.
«Ну держитесь, господа блатные из тридцатых, — подумалось. — Сейчас будет вам цыганочка — с выходом из-за печки!»
И вжарил:
Гоп-стоп, мы подошли из-за угла.Гоп-стоп, ты много на себя взяла!Теперь расплачиваться поздно,Посмотри на эти звёзды!Посмотри на это небо,Взглядом, слышь, тверёзым…Ну, и так далее.
Произвело впечатление, прониклись слушатели. Когда песня отзвучала, лишь только один из Корявых выдохнул восхищённо, да Лёха Сизый попросил хрипло:
— Ещё! Ещё давай! Наяривай…
Ник дважды просить себя не заставил и выдал: «Фраер, толстый фраер — на рояле нам играет», «Заходите к нам на огонёк, пела скрипка ласково, и так — нежно», «На улице Гороховой — ажиотаж. Урицкий всё Чека вооружает».
Жаль, Александра Яковлевича здесь не было, то-то порадовался бы, родимый! Таких зрителей благодарных увидеть — удовольствие несказанное: приоткрытые от удивления рты, скупые слезинки в уголках глаз…
Когда Ник до «Владимирского централа» добрался — незабвенного Михаила Круга, — публика уже подпевала вовсю, вернее, припев орала истошно. Особенно Корявые старались, хором нестройным.
По окончанию «Централа» в замке противно заскрипел ключ, дверь приоткрылась, и появившийся на пороге Сидорчук недовольно зашипел:
— Обнаглели совсем, ухари? Прекращайте орать! В карцер захотели? А ты, новенький, пой,
Душевное? Пожалуйста.
Далее последовало: «Я не старый, но поверь — уже седой», «Стало мне грустно вдруг, осень стоит за окном», ещё что-то.
Но особенно слушателям понравилась давняя песенка Аркаши Северного — «Мишки». Правда, Ник и от себя пару куплетов добавил, сочинённых ещё в стройотрядовскую бытность.
— Заплутали мишки, заплутали, заблудились в паутинках улиц… — задушевно выводил Ник, а про себя сомневался: «Заплутали мишки…. А не про меня ли это? Может, это я и заплутал? Во времени…»
Так вот Ник и стал местным «авторитетом»: отвели ему лучшие нары — рядом с Сизым, освободили от всяческих хозяйственных работ.
Не жизнь, малина: с утра завтрак скромный — чаёк жидкий с хлебушком, потом часовая прогулка во дворе, музицирование, обед с полноценной баландой, снова — песенки разные, ужин — в точности как завтрак, перед сном — анекдотов травление неустанное.
Только вот анекдоты тутошние совсем Нику не нравились, сплошной «Петросян» какой-то: всевозможные туалетные вариации, блевотина в общественных местах, мужское достоинство, оторванное токарным станком, прочая ерунда.
Впрочем, и его анекдоты встречали без должного понимания.
Как-то ночью, когда Корявые и Шпала уже крепко спали, решил Ник рассказать свою историю Сизому, да Профессор при этом присутствовал.
Лёха и до половины недослушал, плюнул, ругнулся матерно и спать отправился, пробубнив напоследок:
— Я и сам большой мастер — сказки травить глупые, по ушам братве ездить нещадно…
А Профессор до конца выслушал, минуты три-четыре просидел молча, а потом уже, когда неуклюже на нары забирался, высказал своё мнение:
— Теоретически — да и с философской точки зрения — пробой во Времени возможен, конечно…. Или всё же прав Сизый — горбатого лепите? Извините, мой юный друг, за эту ужасную фразу! Три года на зоне — не шутка. Привязались всякие слова-паразиты…. Простите уж старика!
Только через четверо суток, уже под вечер, пришли за Ником.
И не миляга Сидорчук, а двое в штатском — рослые такие, с глазами оловянными и пустыми.
— Задержанный Иванов, на выход! Гитару взять с собой!
Взял Ник гитару за деку, всем головой кивнул — на всякий случай — да и пошёл.
— Постойте! — Профессор его окликнул. — Вы, Никита, следите внимательно за своим языком. Думайте, прежде чем говорить. Как в той пословице: «Семь раз отмерь, а потом только — отрежь!»
Дельный совет.
Глава вторая
Капитан НКВД Курчавый и новое имя
— Отставить разговоры! — рявкнул с дежурной угрозой в голосе оловянноглазый. — Поторапливайтесь, гражданин Иванов! Руки с гитарой — за спину!