Седой
Шрифт:
За столом замолчали, все повернулись к нему — разговор давно шел о другом, и никто не понял, о чем речь.
— Почему ты, и ты, и никто из вас не был в армии?
— В общем-то, я отметился на сборах, — улыбнулся было Владик. — Ну, видишь ли, старик… если серьезно, я считаю, что каждый должен заниматься своим делом, — медленно, осторожно сказал он. — Я закончил институт и аспирантуру, и… Старик, — он поднял ладони вверх, — если ты считаешь, что я не прав…
— Значит, есть люди первого сорта и люди второго сорта?
Алла опустила
Иванов почувствовал, что все, предел, он встал в напряженной тишине, толкнув стол, вышел в темный коридор, запинаясь о чьи-то туфли и сумки, рванул замок и побежал вниз по лестнице. Вывалился в ночной двор, ударил кулаком в наждачный ствол тополя, еще, еще, изо всех сил, чтобы почувствовать боль. Качаясь, громко всхлипывая, он пошел к скамье, сел, вцепившись обеими руками в сиденье.
Тихо подошла Алла, села рядом.
— Что случилось, Олежка?
— Александр умер.
— Господи, когда? Почему?
— Понимаешь… он умер, а я жив… с вами здесь…
— От чего он умер?
— Потом…
Алла обняла его, прижалась щекой к плечу.
— Разогнать их?
Иванов кивнул.
— Только ты не уходи никуда, ладно? Сиди здесь, они тебя не заметят. Я сейчас вернусь. Только не уходи, хорошо?
Она скрылась в подъезде. Через некоторое время вышел Владик, за ним остальные, они прошли через двор, негромко переговариваясь. Иванов услышал голос сестры: «Я сама не знала…»
Алла вернулась:
— Пойдем домой, — повела к дому…
Иванов лежал в постели, смотрел в потолок, на квадраты света от уличного фонаря. Он затаивал дыхание, сильно зажмуривался, но слезы все не кончались.
Алла закрыла дверь комнаты, быстро сняла халат и легла рядом, завернувшись в свое одеяло.
— Я ведь совсем не знала его, — тихо сказала она. — Только то, что ты писал.
Она протянула руку, коснулась его лица, провела по волосам.
— Все-таки ты не один, нас двое…
Утром Иванов, уже в форме, на цыпочках вошел в комнату, посмотрел на спящую сестру, положил на стол записку: «Я в Калуге» — и тихо прикрыл дверь.
Носатая девица, кокетливо поглядывая на Иванова, быстро заполнила документы, вернула военный билет.
— И все?.. — удивился Иванов.
— А что еще? — засмеялась девица. — За паспортом в милицию. Там с четырех сегодня.
Иванов вышел из маленького желтого здания военкомата на тихую улицу. Глянул на часы и неторопливо двинулся куда глаза глядят. После столпотворения московских улиц Калуга казалась сонной и безлюдной.
Он купил сигареты в киоске, закурил и перешел через дорогу, к старой, красного кирпича школе с белыми колоннами на крыльце. Постоял, глядя на окна своей школы, и побрел вниз, к реке. Сзади внезапно, как выстрел, грянул школьный звонок — Иванов вздрогнул и оглянулся. Тотчас захлопала входная дверь, на улицу хлынула шумная толпа…
…мальчишек и девчонок в одинаковой синей форме.
— А Петух опять к мамочке намылился! — завопил Малек.
— Держи его! Конвой! — чубатый Карабан и рыжий Мотя схватили Олегу, выкрутили руки за спину и торжественно повели по улице. Толстый Слон подталкивал сзади, Малек забежал вперед и закричал: — Внимание, внимание! Пойман особо опасный преступник!
Девчонки-одноклассницы, хихикая, расступались, пропуская процессию, прохожие неодобрительно оглядывались.
На узкой немощеной улице, зажатой между заборов частных домов, прохожих не было, игра стала скучной, и Олегу отпустили. Малек, забежавший сзади, изо всех сил толкнул его в спину, Олега упал лицом в подмерзшую грязь, поднялся, держа ладонями вверх грязные руки, растерянно глядя на перепачканную форму.
Потом нянечка Наташа ожесточенно отскребала грязь от его брюк. Олега стоял рядом в трусах и ботинках.
— Ни стыда, ни совести. Конечно — не свое, так можно гадить… Ух, так бы и дала! — она замахнулась брюками на Олегу. — Уйди с глаз долой!
Она выгнала Олегу в коридор. Тут его подхватили Слон и Мотя и, давясь от смеха, затолкнули в девчоночью спальню. Девчонки визжали и отворачивались, потом кинулись щипать, лупить его тапочками и подушками. Олега, закрываясь руками, всхлипывая, рвался из комнаты, но Слон и Мотя крепко держали дверь снаружи…
По узкой немощеной улице Иванов медленно подошел к старому двухэтажному зданию детского дома, бросил сигарету в урну и толкнул тяжелую дверь. В обе стороны от вестибюля тянулись длинные коридоры, на второй этаж вела лестница с набитыми на перила деревянными плашками, чтобы не катались верхом, откуда-то доносился топот и многоголосый гомон, по лестнице вприпрыжку сбежал малыш, замер, с настороженным любопытством разглядывая незнакомого солдата: — Дяденька, вы к кому?
Иванов не ответил, он смотрел в загадочную глубину коридоров, откуда…
…доносился радостный крик: «Новенькие-е!» Вскоре они с Белкой стояли уже посреди галдящей толпы, их спрашивали о чем-то, теснили, задние поднимались на цыпочки. Олега растерянно вертел головой, Белка крепко держала его за руку.
Потом Олега в одних трусах стоял перед врачом.
— Ничего не болит?
— Нет.
— Вот и хорошо, — врач зачем-то осмотрел его волосы и повернулся к бумажкам на столе. — Сестру позови.
Олега вышел в коридор, заправляя рубашку в брюки. С другого края двери, там, где разболтанные петли отошли от косяка, двое старших мальчишек заглядывали в щель.
— Клевая телка, — сказал один.
— Дай я… Пусти…
— Зачем же вы подглядываете? — сказал Олега.
— Отвали, — один из ребят оттолкнул его.
— Акакич! — шепнул другой, и оба отскочили от двери.
Подошел воспитатель в очках, худой и длинный, ободряюще улыбнулся, взял Олегу за руку и повел по коридору. В спальне усадил на кровать. Следом втянулась гомонящая толпа мальчишек, расселась напротив.