Седой
Шрифт:
— А ты меня не жалей, — сухо сказал Акакич. — Я живу. А что до смысла… смею тебя заверить, что никто из моих ребят своих детей сюда не приведет. Извини, мне пора. Спасибо, что заглянул, — он пошел к дому. Неожиданно вернулся и сказал: — А этих троих могло не быть, если бы ты оказался человеком.
— Я?
— Ты! Ты был сильнее всех, ты нужен был ребятам… и не было бы ни Слонов, ни шестерок, и драки в парке, и слепого отца у двух детей. А ты молчал, когда унижали других. Ты всех предал.
— Каждый думает за себя, — сказал Иванов.
— Ты
Иванов вышел на улицу, автоматически поднял руку, чтобы поправить фуражку, вспомнил, что забыл ее на скамейке. Вернулся, отнял фуражку у малышей, уже примеряющих ее на свои стриженые затылки, последний раз оглядел старый двухэтажный особняк, окна с желтыми занавесками, изгородь из железных прутьев со стертой ладонями краской, одинаково стриженных малышей — и пошел прочь, вверх по крутой улочке мимо кривобоких частных домов, в центр города.
Здесь к середине дня стало многолюдно, народ втискивался в переполненные троллейбусы, обтекал ползущие на черепашьей скорости через переход машины. Парень с погасшей сигаретой в руке вопросительно кивнул, Иванов достал спички, чиркнул, закрывая огонь ладонями, глядя над головой склонившегося парня на окна дома через дорогу. Шагнул в телефонную будку и отрубил стеклянной дверью от себя шум города, медленно набрал номер — послышались длинные гудки — и снова нашел взглядом окна второго этажа…
…занавеска отъехала, в окне появилась Лена, помахала рукой: заходи.
Она открыла дверь — очень домашняя в вытертых вельветовых джинсах, свободной футболке, вьетнамках на босу ногу, русые волосы собраны в пушистый хвост. Следом за ней вылетел черный пудель, обнюхивая гостя, одновременно и грозно ворча, и виляя тощим стриженым задом.
— Томас, фу! — прикрикнула Лена. — Заходи…
Олег вошел, наклонился развязать шнурки на кроссовках, искоса разглядывая прихожую. Овальное, в рост человека зеркало отражало его нескладную фигуру, рядом висели на стенах гербы иностранных городов и пара лаптей. Томас, играя, рычал, хватал зубами шнурки и пальцы.
— Томас, фу! Томас, что за безобразие! — Лена схватила его за ошейник, увела в дальнюю комнату и закрыла дверь. Пудель, оскорбленный в лучших чувствах, заскреб лапой по стене.
Олег вошел в комнату. Здесь были кожаные уютные кресла, стенка под старину, тяжелые портьеры на окнах, японский телевизор и видео на стеклянном столике в углу. Олег остановился посреди комнаты, сунув руки в карманы, стараясь не пялиться по сторонам. Он впервые был в такой шикарной квартире.
— Садись… — Лена пыталась выглядеть хозяйкой, ей очень хотелось, чтобы Олегу понравилось у нее, она напряженно ловила каждое его движение, боясь сказать или сделать что-нибудь не то, не так. — Кофе хочешь?
— Нет.
— А хочешь… вчера новый фильм пришел, отец прислал…
Олег пожал плечами.
— Я тоже еще не видела, — Лена присела перед стеллажом с кассетами. — Говорят, ничего… Я, вообще, всеядная, только ужасов не люблю…
Аппарат с утробным журчанием
На экране герои выясняли отношения в автомобиле. Олег перевел глаза на Лену. Она тотчас почувствовала взгляд, опустила голову и медленно, осторожно обернулась. Некоторое время они молча смотрели друг на друга, потом так же медленно, осторожно Лена потянулась к нему губами…
— М-м… прошу прощения…
Лена вздрогнула и вскочила с дивана, растерянно одергивая футболку. В дверях стояла молодая красивая женщина и с чуть заметной иронической улыбкой разглядывала их.
— Прошу прощения, что без стука, но было так тихо, я подумала, никого нет.
Лена, онемев от ужаса, застыла перед ней навытяжку.
— Выключи, пожалуйста, фильм давно кончился. И познакомь меня с молодым человеком.
— Это Олег…
— Очень приятно. Меня зовут Людмила Александровна. Скажу тебе по секрету, Олег, что когда входит хозяйка, а тем более когда вас представляют, имеет смысл встать.
Олег поднялся.
— Я буквально на двадцать минут, — обратилась Людмила Александровна к дочери. — Свари, пожалуйста, нам кофе. А мы пока поболтаем с твоим гостем.
Лена на деревянных ногах вышла из комнаты.
— Прошу, — Людмила Александровна провела Олега в дальнюю комнату. Навстречу ей бросился пудель. — Заперли бедного Томаса, заперли бедную собаку, — она погладила пса, села в кресло и указала на другое: — Прошу.
Олег сел, ссутулившись, положив кулаки на колени. Напротив, за спиной хозяйки, во всю стену были фотообои — сосны на песчаном берегу и море до горизонта.
— Вы давно встречаетесь с Леной?.. Впрочем, я сама могу сказать: около месяца, верно? Учителя стали жаловаться: невнимательна… Друзья стали реже бывать. У Лены много друзей — одноклассники, студенты… Потом, между прочим, сказала, что познакомилась с мальчиком из детдома. Это ведь про вас? — Людмила Александровна задавала вопросы утвердительным тоном, не предполагающим ответа. Она говорила, а Олег при сем присутствовал. — Я за самый широкий круг общения… Но, Олег, понимаете — у Лены совершенно нет времени. Абсолютно! Она учится в спецшколе — вы, наверное, знаете. Занимается с репетиторами. Она будет поступать в МГИМО. Она должна поступить. А вы должны ей помочь — не отвлекать ее… Ведь вы ее любите?
Олег молча смотрел в морскую даль за спиной хозяйки.
— Да, да… — Людмила Александровна погладила льнущего к ней пса. — И Томас тоже любит нашу Лену… Если вы ее действительно любите — значит, вы хотите, чтобы у нее все сложилось хорошо… Только не подумайте, что я запрещаю вам встречаться. Приходите к нам, когда она свободна. Ну, скажем, в четверг вечером. Мы всегда будем рады. Правда, Томас? Смотрите кино, отдыхайте, разговаривайте…
Что поразило Олега — она говорила спокойно, даже приветливо, глядя в глаза, не предполагая каких-то обид, будто речь шла о вещах очевидных, которых Олег не мог не понимать.