Шрифт:
Семироль Анна
Седые травы
Поздним октябрьским вечером мистер Натаниэль Крауч, доктор медицины, вышел из дома проводить мистера Майкла Гослинга. Майкл, старший брат супруги доктора Мэгги, любил заглядывать в гости и имел привычку засиживаться.
– Проклятая темнотища!
– ворчал мистер Гослинг, нашаривая правой ногой ступеньку кэба.
– Натан, на вашей улице когда-нибудь будут гореть фонари? Споткнулся, упал - перелом!
– На случай перелома на этой улице живу
– И фонари у нас светят. Только обычно когда ты от нас уезжаешь, их уже гасят.
Майкл пыхтел, путаясь в пальто и кашне, бурчал под нос ругательства, и доктор Крауч испытал истинное облегчение, когда кэб наконец-то отъехал. Натан вздохнул, сунул руки в карманы домашнего жилета и посмотрел вверх. Почти цепляя лондонские крыши, по небу неслись обрывки облаков. Блёклая луна окрашивала их грязно-серым. В окне дома напротив мягко светился ночник, приглушённо плакал младенец. Издалека доносились нестройные вопли и смех припозднившихся гуляк.
Порыв ветра пригнал дождевую тучу, плотно занавесив луну. И словно прорвало небесную бочку: потоки воды с шумом обрушились на крыши, понеслись по улицам. Натаниэль сорвал с носа очки, сунул их в карман и сделал шаг к тёплой и сухой парадной.
Экипаж, запряжённый четвёркой лошадей, словно вырос перед Натаном из стены дождя. Гремя копытами, окутанные паром кони летели прямо на остолбеневшего человека. "Зачем я..." - мелькнуло в голове доктора. Мысль не успела оформиться, оборвавшись. Натаниэль рванулся в сторону, запнулся носком ботинка о камень и рухнул на мостовую. Экипаж, разминувшись с человеком на пол-локтя, промчался мимо и растворился в дождливой пелене.
Натан неуклюже поднялся, брезгливо отёр руки об мокрый жилет. Пульс гремел эхом конских копыт, колени дрожали.
– Чёрт подери, - пробормотал доктор.
– Чёрт подери...
И снова обо что-то споткнулся.
На мостовой лежал продолговатый свёрток - нечто, замотанное в мешковину. Натаниэль перенёс свёрток на ступеньки парадного, развязал мокрую верёвку и развернул заляпанное грязью тряпьё.
Это была кукла, похожая на тех, какими пользуются бродячие артисты. Деревянная грубо сделанная фигура в рост ребёнка с тонкими руками и ногами, тёмными спутанными волосами из крашеной пеньки и намеченными грифелем чертами лица. Натаниэль закутал куклу в мешковину, сунул свёрток под мышку и, прихрамывая, побрёл в дом.
Мэгги на кухне безмятежно шумела посудой. Натан постоял в холле, прислушиваясь к звукам льющейся в раковину воды и звяканью столовых приборов. Произошедшее постепенно отпускало его, растворяясь и уползая прочь в промозглую лондонскую сырость. Доктор положил свёрток под вешалкой с одеждой, снял промокшие ботинки и жилет. Брюки и рубашка также были испорчены, и Натан на цыпочках поспешил в ванную, стараясь не оставлять на полу грязных следов.
– Милый?..
Мэгги Крауч застыла в дверях с кухонным полотенцем в руках. Натан посмотрел на это белое полотенце и почувствовал себя грязнее самой грязной сточной канавы Ковент Гардена.
– Я почти попал под кэб, - проговорил он, стараясь придать голосу беззаботное звучание.
– И уходил от него ползком. Вот...
– Снимай всё, бросай в корзину, - вздохнула Мэгги.
– Утром я занесу это в прачечную. А где жилет?
– Там, - неопределённо махнул рукой доктор, выпутываясь из мокрых брюк и прыгая на одной ноге.
Мэгги понимающе кивнула и исчезла в нужном направлении. А несколько секунд спустя по ушам доктора Крауча резанул испуганный крик.
В мокрых кальсонах и расстёгнутой грязной рубахе Натаниэль выбежал в прихожую.
– Мэгги, это кукла, не бойся. Я не предупредил, прости!
Кукла лежала на развёрнутой мешковине лицом вниз. Мэг стояла рядом, нервно комкая в руках полотенце. Натан обнял за плечи испуганную жену, поцеловал её в щёку.
– Видимо, она выпала из кэба, который чуть меня не переехал, - он присел на корточки, перевернул лёгкую фигурку на спину и...
Кукла смотрела на него широко раскрытыми глазами. Грудь её едва заметно вздымалась. Вдох. Выдох.
– Чёрт подери...
– только и смог проговорить доктор Натаниэль Крауч.
– Натан. Неси её в кабинет.
Даже при свете газовых ламп она казалась словно вырезанной из дерева. Желтоватая тонкая кожа, покрытая сеткой морщин, руки-веточки, грязные тощие ноги. На лице жили одни глаза - большие, тёмные, блестящие затаёнными слезами.
– Не бойся, - шептала Мэгги, обтирая её мокрым горячим полотенцем.
– Всё будет хорошо. Ты в безопасности.
Натан словно проснулся. Привычное для врача дело - осмотр пациента - вернуло ему чёткий ход мыслей. Девочку наскоро обследовать, оказать первую помощь, вызвать полицию и сообщить о происшествии. Нет, полиция - утром. Жизнь человека важнее.
– Как тебя зовут?
– в очередной раз спросил Натан, стараясь нащупать пульс на тонком запястье.
– Ты меня слышишь? Понимаешь?
– Ей лет двенадцать, Натан. Она явно не из наших краёв, - Мэгги мягко отстранила мужа, укутала нагое тело девочки одеялом.
– И, кажется, тебя не понимает. Она больна?
– Пока непонятно. Но истощена до предела. Принеси воды, Мэг. И добавь в неё несколько ложек сахара.
Пока жена бегала на кухню, Натаниэль обратился к девочке по-немецки, затем на французском и на русском. Она молчала. Глядела поверх головы доктора, словно видела что-то незримое.
Мэгги присела на софу, поднесла к бескровным девочкиным губам чашку, влила в рот немного воды. Она сделала глоток, другой, потом приподнялась, обхватила чашку длинными тонкими пальцами. Допила и выдохнула:
– Ещё...
После второй выпитой чашки Натан запротестовал:
– Хватит. Нельзя сразу много. Мэгги, наполни ванну тёплой водой.
В ванне девочка согрелась и успокоилась. Легла на спину, вытянулась и расслабленно прикрыла глаза. Было похоже, что её совершенно не волнует ни собственная нагота, ни присутствие чужих людей. Зато волновалась Мэг.