Сегодня - позавчера 2
Шрифт:
– Я ж говорил, терпеть вас не могу, правильных. Чем вы лучше меня? Почему вы, а не я?
Блин, а я и забыл, что он когда-то пытался ухаживать за моей женой. Тогда, правда, она не была моей женой. Я её ещё и не знал на тот момент. Позже мы познакомились. На соревнованиях. Она - выступала, я - смотрел. Кстати, он и за моей сестрой ухаживал. Год они встречались. Потом расстались. Инициатором разрыва была сестра, кстати. И она его бросила. И женился он на откровенной прошмандовке. Бил её, бухал. Плохо жили, одним словом.
– Ну ты и мразь, куманёк. Мусор!
Тут опять пискнул датчик движения
– Блин!
– выругался Кум, начал движение.
Ага, ща-ас! Я - уже в дикой злобе! Рубанул его кулаком по шее, пустой бутылкой по черепу, побежал в шестой бокс. Там ещё при строительстве был устроен водоотвод широченный. Для воды - широченный. Для человека - едва протиснуться. Туда я и нырнул. Там через метр узкого лаза - широкая отводная галерея, в которую должны стекаться ливневые потоки. эта ливневая канализация строилась ещё в сталинские времена - потому была циклопически основательной и крепкой. В этой галерее стоял мой байк, лежал рюкзак, в который я собрал всё, что было необходимо. Отсюда я собирался "линять". Место уж больно удобное - кто ещё знает, что при закладке фундамента банка разрушили часть ливнеотвода и можно в него не то что залезть, а заехать.
Мой горный байк уверенно преодолел все препятствия на стройплощадке будущего банка, проломился через кусты, вильнув, встал уверенно на асфальт.
А теперь ищи ветра в поле, товарищи милиционеры!
Судьба Голума.
(наше время)
Попытка бегства.
Этих двоих я увидел слишком поздно. Только начало рассветать, за рекламным щитом заправки их не было видно, пока я не вылетел к ним в упор. Я сразу врубился, что это не гаишники - в кроссовках-то? Я успел увидеть их холодно-безразличные глаза убийц, закладывая разворот, видел, как они синхронно и умело перекидывали укороченные калаши со спины в стойку для стрельбы с колена. Я уже развернулся и выжал газ, когда за спиной загрохотали одиночные, но частые выстрелы.
Они сразу и часто попали по мне. Удар в левое плечо, левое бедро, правую голень, не менее 4 попаданий в рюкзак за плечами (что там, интересно, смогло сдержать пули?). Потом байк подо мной взбрыкнул мустангом и выкинул меня в придорожные заросли травы.
Приложился я очень чувствительно, хотя и сгруппировался. В полуобморочном состоянии залез во внутренний карман ветровки, нащупал горсть таблеток синтетической нарко-химии, запихал в рот, жуя, встал на четвереньки и пополз от дороги.
Полегчало быстро. Сразу сообразил, что рюкзак надо скинуть. И куртку заодно. И ствол - я их не перестреляю. Стрелять я не умею - зрение слабовато, а они - умеют. Сбросив лишнее, вскочил, побежал.
Тут же мне ещё прилетело, сбив с ног. Куда-то в лопатку. И в бок. В другой, не в тот, что был уже ранен. Рука сразу повисла. Но, боли я не чувствовал, муть только тошнотворными волнами подкатывала к горлу. Я опять вскочил и побежал.
В глазах быстро темнело, в ушах стоял какой-то гул, похожий на рёв прибоя. Вдали мелькали какие-то огоньки. Я бежал к ним. Почему? Ни почему. Без причины. Куда-то надо было бежать, а кроме этих огоньков я ничего больше и не видел.
Это позже я узнал, что это были проблесковые маячки машины ППС, что патрульные вели перестрелку с двумя фальшивыми гаишниками, что один мент из-за меня погиб, ещё один - ранен. От смерти нас всех спасла погоня, что неслась за мной от самого гаража, из которого я сбежал. Лже-гаишники скрылись, как сквозь землю провалились, а я попал в тюремную больничку.
Руины Столицы
(1942г.)
Оборона битого кирпича.
Я в подвале. Живой. В этот подвал продолжали сносить раненных. Я сел. Тут же подскочил Прохор, а из-за него торчали три головы - Кота, Вани и Сергея.
– Так! Что за собрание?
– рявкнул я.
Все четыре морды расплылись в довольных улыбках:
– Лается, значит, оклемался.
– Я тебе сейчас, Кошара, подвес паховый узлом завяжу! Почему оставили пост?
– Так не в кого стрелять - выбили немца из всех трёх домов.
– Значит, сейчас в контратаку попрут. Снимайте пулемёты с танка, несите боеприпасы, готовьте огневые. Исполнять! Одна нога здесь, другой - не вижу!
Убежали. И Сергей ушёл, кивнув мне.
– Прохор, что там у меня?
– спросил шёпотом, боясь поглядеть на свою голую, по холоду чую, грудь.
– Пуля пробила броню, - зашептал он громоподобно на ухо, - ватник, развернулась, проникла в тело и сломала ребро. Пулю я уже извлёк, всё заживил. Надо в повязке походить. А этот шрам откуда? Страшный.
– Так меня уже второй раз простреливают. Тот раз только тебя не было. Гнить начало. Ножнями отстригали. Много раненых?
– Много. Я сильно не залечиваю. Чтобы не умирали.
– Правильно. Принимай это направление на себя. Ночью отправим в тыл. Так! Тогда нечего тут прохлаждаться, ох, блин, жизнь моя жестянка! Ещё пяток боёв - и буду я одним сплошным шрамом.
Оделся, надел опять пробитый бронник, нашёл свой пулемёт - на входе стоял. И два барабана к нему рядом. Поднялся по лестнице. Политрук меня ждал наверху, баюкая руку на перевязи.
– Что ты, комиссар?
– Ротный КП в танке устроил. А я тут старший получается. А что к чему - ума не приложу... Второй бой... Учили нас по ускоренному курсу... И политрук я...
– Ладно, не дрейфь, Серёга, начистим мы гостям репу. Пойдём, огневые проверим. Взводные хоть есть?
– Утром были.
– Найди. Если выбыли - новых назначь.
– Кого? Я людей ещё не знаю.
– Да, похрен, пока! Потом переназначим. А командиры должны быть. Что за мародёрство?!
– заорал я на бойца, шманавшего труп немца.
– Так ему всё едино, а мне пригодиться.
– Марш оборудовать огневую! Не то сам так же валяться будешь! Бегом, сын шакала! Стой! Ты из шайки Брасеня? Ко мне его кликни, перетереть нам с ним надо. Живее шевели поршнями! Скажи, я звал!
– А ты кто будешь?
– боец встал в позу. Сразу видно блатного. От души ему отвесил оплеуху, так что опрокинул.
– Понял, кто я, фраер картонный? Позы мне тут лепить будешь! Метнулся резким поносом, пока спотыкалки не повыдёргивал. И запомни - Медведь я! Меня весь Вермахт боится!