Сегодня - позавчера 2
Шрифт:
Мы были на отдыхе и переформировании. Но, это не значит, что мы валялись кверху пузом. Дел было выше крыши. Особенно у меня. Заштопать и починить обмундирование, чистка и ремонт оружия, бесконечные получения и перетаскивания, погрузки-разгрузки всяческих мешков и ящиков. И чем больше становилось народу, тем больше грузооборот. А поиск дров для обогрева и приготовления пищи? Это вообще отдельная эпопея. Дома разбирать нельзя, а за полгода, что в этих краях крутиться война, всё горючее уже собрано и сожжено. А найти надо.
Не, я, конечно не сам это всё делал. Но, попробуйте организовать сотню человек, деморализованных до пофигизма. Заставь их делать то, что нужно им же! Та ещё работка! И я всё это организовывал и контролировал. И если бойцы могли в сердцах воскликнуть: "Ротный, сука, задрал!", но делать, подчиняясь моей воле, то кто заставит меня? Я же. А самого себя заставлять сложнее на порядок. Кроме этой оперативной суеты, надо было принять каждого нового штрафника, побеседовать, постараться понять, что за человек, на что способен или не способен, придумать, как его применить с наибольшей пользой. Людей много, я один. А оглушенные наказанием штрафротой бойцы зажаты, слова не вытянешь.
Скорее бы в бой! Там проще. Думать не надо.
– Брасень! Белые костюмы достал?
– Двадцать семь штук!
– гордо заявил Брасень.
– Ты издеваешься? Надо двести!
– Надо-то надо. Да где ж взять? На складе нет.
– Нет или говорят, что нет?
– Правда, нет. Всё облазил.
– Это не есть хорошо! Что же делать?
– Мука нужна. Мельник как выйдет - белее снега, - сказал Прохор.
– Мукой обсыпаться - кощунство, - воскликнул я, - лучше съесть! Но, направление мысли - верное. Что-то белое нужно. Известь - жжётся, цемент - стынет. Мел, тальк, побелка. Брасень, ищи!
– Ты мне ещё "фас" крикни! Ищи! Всё, всё! Молчу! Уже ушёл.
– Политрук! Иди к комдиву. Стучи на кладовщиков! Лыжи зажали. У них ещё двадцать пар есть!
– Стой, мать твою за ногу, об угол! Ты куда прёшь, дебилоид! Там ещё не разминировали! Таблички для кого стоят? Для меня?
И так до вечера. Может, я плохой командир, поэтому такой бардак? И ещё Серёгу комдив позже отправил в госпиталь. За наглость, наверное. Вообще, один остался. На двести штрафников. В роте ни одного не разжалованного. Поразительное однообразие. А по закону, ротный и взводные должны быть кадровыми.
Руины Столицы
(1942г.)
Юмор от Люфтваффе.
Утром никого не стали поднимать. Пусть поспят. Ночь будет тяжёлой. И не одна. Сам проснулся на рассвете - трясло. Нет ничего хуже, чем день перед штурмом. Всё одно, что за штурм - экзамен, драка с соседним кварталом, первое свидание, бой с немцами - всё одно - испытание. Трясёт, в голове зациклена только одна мысль - всё ли успел, всё ли правильно сделал, ничего не забыл?
Ворочался, ворочался, встал, оделся, вышел на улицу. Надо чем-нибудь занять руки - голова забьётся, иначе можно и "сорваться с резьбы".
Ясное небо. Сегодня будет солнечно и тепло. Сел на завалинку, стал чистить ДТ, потом набивать диски патронами из ящика. Мимо поплыл манящий запах - повар варит завтрак. Я начал успокаиваться. Подошёл осунувшийся, но довольный Иван.
– Что нового слышно?
– спросил я его. Отложил диск, стал набивать трубку.
– Говорят, Интендант застрелился.
– Да ты что?! И как это?
– Говорят, кровью своей написал в партбилете: "Я - вор" и выпустил себе мозги из собственного пистолета.
– Стрелял один раз?
– Ну, да.
– А больше ран не было?
– Нет, вроде.
– Эх, Ваня, Ваня! Не быть тебе атаманом! Так и помрёшь Казачком! Мститель херов. Поэтому и сел, что сыпешься на мелочах. Ключевых мелочах.
– Чё это? Как это?
– Если бы ты головой умел думать, а не тем, на чём сидишь, то понял бы, что брешут эти сплетники.
– Что это сразу - "брешут"?
– Ну, следи за моей мыслью. Если интендант выстрелил себе в башку, то он умер мгновенно. Так?
– Так.
– А как же он тогда в партбилете писал?
– Пальцем.
– Мёртвый?
– Наверно, живой ещё был. Написал, а потом стрельнул.
– А кровь тогда откуда? Больше же ран не было. Так?
Ваня насупился.
– Вот я и говорю: Учись, Ваня, головой работать. Думать учись. Это тяжело, но надо. Иди. Охламон!
Принялся опять набивать диск. Вот, придурок! Ну, никому ничего доверить нельзя. Мститель одноразовый! Твою мать! Особисты нагрянут. Хоть всё делай сам! Чем люди думают вместо головы?
Настроение было испорчено до конца. Психуя, добил диск, закинул пулемёт за плечо, зашагал по улице, поглядывая на небо. Оно было ярким и солнечным. Прилетят?
– Воздух!
Прилетели. Двое "лапотников". Прямыми попаданиями неразорвавшихся бомб развалили два макета, погоняли из пулемётов моих сонных штрафников, покачали на прощание крыльями и улетели. Легко отделались. Только одного убили. Раненных нет. Ушибленных много. Это хорошо, что бомбы не взорвались, а то жертв было бы больше. Почему же бомбы не взорвались?
А они и не могли взорваться - это были не бомбы, а брёвна. Так немцы сообщили нам, что разгадали наш замысел с фальшивой батареей. Деревянными бомбами по деревянным пушкам. Я оценил юмор.
– Политрук, в штаб дивизии сообщи, что немцы догадались про деревянную батарею. Так и сообщи, что подверглись бомбёжке деревянными бомбами.
Серёга убежал к заградотряду - звонить. Больше он не вернулся. Лечить отправили.
– Рота! Через час - построение. Готовность к маршу!
Суета стала лихорадочной.