Сегодня - позавчера 2
Шрифт:
– Командир, - надо мной склонилось лицо.
– Прохор?
– Как себя чувствуешь?
– Живой.
– Ты прости, Виктор Иванович, не хватило мне сил тебя полностью залечить. Я всем только пули и осколки извлёк и кровь остановил. Больше не смог.
– Перестань, Прохор. Мы и так тебе жизнью обязаны. Что там происходит?
– Там наши. Утром нашли нас. Откапывают.
– А фрицы?
– Фрицы? Немцы, что ли? Ушли. Сами ушли.
– Странно.
– Я тут за ночь силёнок накопил. Давай, Виктор Иванович, на ноги тебя поднимать буду.
– Может, лучше тяжёлым поможешь?
– Им уже не нужна моя помощь. Один без ноги, другой располосован, но восстановиться. В госпиталь они хотят. Кровью искупили. Ты тоже в госпиталь хочешь?
– Нет! Навалялся я по госпиталям! Давай! Только ты опять не истощайся.
– Хорошо. Сейчас перевязочку сделаем. Я полностью никому не залечивал. Всем кровью надо искупить. Одного меня пуля не берёт.
Где-то через час, я выполз наружу. Солнечный свет ослепил меня. Прохор отвёл меня, едва ковыляющего, с болтающейся правой рукой, к горе кирпичных обломков, где на расстеленном брезенте сидели все выжившие, отказавшиеся от медсанбата: Кот, Иван, Брасень, Федя. Двоих отправили в тыл.
– Шестеро, - прохрипел я.
– Из двух сотен.
– Восемь, - поправил меня Кот.
– Если бы не Прохор - никого, - тихо прошептал Федя.
Все грозно посмотрели на него.
– Знаю, знаю!
– махнул он рукой, охнул, схватился за бок, - Будет сын, Прохором назову.
– А дочь?
– Не знаю. Мне кажется, после войны будут одни пацаны рождаться.
– Федь, а у тебя жена есть?
– Нет. Даже невесты теперь нет. Мы вместе в кружок радиолюбителей ходили. Я тут, а её немцы повесили.
– Как так?
– Она к партизанам с парашюта прыгнула. С рацией. Не одна, конечно. Много их было. Только немцы их нашли раньше партизан.
– Ты не переживай, Федя. После войны мужиков будет столько, что бабы сами в штаны лезть будут. Найдёшь себе другую.
– Такой больше нет.
– Другая будет.
– Брасень, отстань от человека. Сам-то любил когда?
– Любил, - зло сказал он.
– И что?
– Она меня мусорам и сдала.
– Да, не повезло. Не ту полюбил.
– Больше я такой ошибки не совершу. Любить кого-то - опасно.
– Это точно. Только, вот, зарекалась коза в огород не ходить, - сказал с усмешкой Кот.
– А ты, краснопёрый, вообще заткнись!
– Браты, - прохрипел я, - оглянитесь.
Они стали озираться.
– В двух боях рота потеряла больше трёх сотен человек. Выжили только мы. В бою вы друг друга прикрывали, себя не жалея, а сейчас собачитесь. Не кажется вам, что всё, чем мы жили до этого - настолько мелко и ничтожно, презренно, что не стоит возвращаться туда?
Молчат, потупив взор.
– Пламя боя выжигает из человека всё лишнее, наносное, всю грязь и гниль. Не чувствуете разве, что вы стали другими? Чище, возвышеннее. Зачем опять в дерьмо ныряете?
А теперь глаза повытараскивали.
– Я понимаю, говно, оно хоть и вонючее, но привычное и тёплое, а к вони привыкаешь и не чуешь. А вот на вершине горы - холодно, ветра дуют, неуютно. Хотя и чистота кристальная и воздух опьяняюще свежий.
– Ты всегда так?
– буркнул Брасень.
– Как?
– Скажешь красиво и умно, а я ощущаю себя помоями облитым.
– Это свежий ветер с вершины сдул вонь и ты её обратно почувствовал. Не переживай, обратно принюхаешься, - опять усмехнулся Кот.
– А тебе не кажется, что ты слишком умный для простого надсмотрщика?
Брасень поражал своей проницательностью и меня, и Кота.
Разговор надолго прервался. Молча смотрели на проходящие прямоугольники рот. Подъехала кухня, повар запричитал, что наготовил на целую роту, за что молча получил в ухо от Брасеня.
– За что? Я-то что?
– Сдашь всё под отчёт! Попробуй хоть грамм украсть - сам застрелишься!
– Да вы что, ребята, вы что?
– Почему тебя здесь с нами не было?
А вот тут повару ответить нечего. Прячет глаза.
– Ты что спрятался-то? Ладно, давай наваливай погуще, да пожирнее. И рассказывай новости. Что это немец драпать надумал? Раньше за ним такого не замечали.
– А вы не знаете? А, ну да, откуда? Ещё позавчера наши войска Тульского и Калининского фронтов перешли в наступление. Да так удачно, что немец может в окружении оказаться. Вот они и драпанули.
– Ура!
– заорали все шестеро, но тут же заохали.
Так вот чего выжидал комдив, для чего суточный отдых дивизии устроил, перегруппировывался. Всё верно, лучше преследовать отходящего врага отдохнувшим, чем пытаться его выбить с укреплённых позиций. А моя рота изображала активность дивизии. Ай, молодца! Даже обидеться на него не могу.
Мимо нас проехали три грузовика и прицепленными 76-мм орудиями. Ф-22, если не ошибаюсь.
– Ф-22 УСВ, - подтвердил Федя, - отличное орудие.
– Если пушки пошли, значит, переправу наладили.
– Так давно уже, - кивнул повар, - меня первым и пропустили.
– Ха! А повар наш - тоже штрафник-смертник! Его тоже первым пустили в расход, надёжность переправы проверять, - рассмеялся Кот.
Только сейчас до повара дошло, какой он опасности себя подверг. Побледнел. Не поздновато ли ты обделаться решил?
– Смотри, это что за чудо?
От переправы к нам ехали две легковые "эмки" побеленные разводами известью.
– Рота, стройся!
– скомандовал я, - начальство к нам пожаловало.