Сегодня – позавчера
Шрифт:
— Нет, я тебя не дурю. Это всё — правда.
— Потому что одно другому противоречит.
— Разве? Не заметил.
— Церковь всегда изгоняла дьявольских созданий, этих ваших леших, водяных.
— Может поэтому вы так и страдаете? Вечно с ума сходите. Малый народец изгнали, волшебство изгнали, красоту и красавиц сожгли на кострах инквизиции, леса вырубили, воды осквернили. Отринули Бога. Золотому Тельцу поклоняетесь и Сатане-Человеконенавистнику.
— Нет, я христианин!
— Да ты что? А в факельных шествиях участвовал? И ничего это не напомнило? Сатанинский культ это. И учение Дарвина — от лукавого. И нацизм ваш. Бог всех создал равными. А вы людей живьём жжёте.
— Я не жёг! И в партии не состою.
— Но и не остановил. Какой же ты христианин? Неужели ты не знаешь, что предки твои, древнегерманские вожди вывели свой народ из этих лесов и заселили болота, которые теперь зовёте Дойчланд. Мои предки твоих звали дочерним народом, ушедшем, как дочь уходит от отца вместе с взрослением. Потому и дойчи, что дочи. Эх, вы, германцы! Даже сказки у нас общие — у нас Царь Владимир, у вас — Вольдемар, Наших малых богов и героев себе присвоили. Световита, Вотана…
— Вотан — наш эпический герой!
— Ага, я об этом и говорю. Вотан — вот он. Всегда приходил вовремя. Раньше, чем случалась беда. Враг напал — а вот и он. Даже Берлин ваш — берлога всего лишь. И стоит на землях Бранного Поля, Бранденбург, по-вашему. И брянские вы. Брянск — тоже Бранный. Только не поле, а лес. И знак наш Солнца, Коловорот, в свастику превратили, переврали. Вот уж поистине — сон разума рождает чудовищ. Вот твои сородичи и вернулись домой, в брянские леса. С огнём и мечом. Вы дети этой земли, часть её народа. Как может часть победить целое? Разве может твоя правая рука победить тебя целиком? Убить может. Но, тогда рука убьёт и себя. Так-то, неразумный ты наш немчик. Кстати, вы себя гордо именуете пруссаками. Почему ты не задумался, что пруссаки — правые русаки. Человек встал лицом к солнцу и пошел направо, вслед за солнцем, туда, куда оно западает, на запад, в западню. Стал пруссаком.
— Нет. Это всё ложь!
— Да, ради Бога! Не хочешь — не верь. Нужен ты мне. Я, так, сижу и травлю сказки по-стариковски, чтобы не спать.
— Виктор Иванович, а как же коммунизм и Бог? Ведь религия — опиум для народа, — подала голос Таня. Возница насторожился, идущие рядом бойцы навострили уши.
— Опиум хирурги используют для наркоза и это есть благо. Понимаешь, Бог и религия — это чуть-чуть разные вещи. Церковь — это организация, конкурент правительству. А Бог — не конкурент. И правительство под Богом. Религия — может быть и опиум, а вот Вера — это другое. Религию у тебя можно отобрать, священника прогнать, храм разорить, а вот Веру никто у тебя не отберёт. Она или есть или её нет. Да, никто и не пытается, заметь. Перед боем все мы молимся и крест целуем. И Отец народа, товарищ Сталин выучился уму-разуму именно в семинарии и о Боге знает не понаслышке. Не зря он поставлен над нами в столь роковой час. И мы все богоугодное дело делаем — остановим бесов, очистим землю от сатанинской скверны. Это надо же — людей заживо жечь! Последний раз себе подобное латины Рима только позволяли. Наши предки их отучили от гордыни и скотства. И вас, германцев, навсегда отучим. Вам дано высокое звание Человека, помощника Бога, созданного по образу и подобию. А вы на что данное вам тратите? Человек пришёл в этот мир свет нести, а вы его гасите. Хотя… Свет души, подобен огоньку свечи. Светит мало, не греет, того и гляди — потухнет. Надо его беречь, укрывать от ветров бедственных. Куда проще — задуй свечу и живи аки зверь алчущий. Нет души — всё можно! И стяжательство, и гнев, и прелюбодеяние, и чревоугодие, ненависть, страх, убийство! Разве не из этого состоит Западная Цивилизация? Они всё измерили в деньгах: любовь, верность, воля — всему у них есть цена. Смысл понимать перестали этих слов. Что для них воля, любовь, вера, верность? Пустые звуки, сотрясение воздуха. А мы, как воинство Христово, опять истекая кровью очистим землю от скверны, заставим их быть Людьми. А они проклянут нас. А Христос? Он ведь был первым коммунистом. Коммунизм призывал отринуть скотство, перестать поедать людей, отказаться от греха и построить коммунистическое Царствие Небесное на земле. И не будет ни богатых, ни бедных, ни царей, ни рабов. И что? Распяли, убили. Убрали преграду, мешавшую жить по-скотски, тянущую из тёплого и уютного болота в холодную и обжигающую высь небес. И обратно с чавканьем погрузились в грязь. А потом и учение его извратили до неузнаваемости.
Я и не заметил что голос мой стал стихать к концу этой речи, ведь последнюю часть я говорил больше сам себе, продолжая давний разговор с собой, обдумывая давние «непонятки».
— Командир! Громче! Не слышно, — крикнули мне.
Я поднял голову. Рядом с нашей повозкой сгрудилась плотная толпа, в шаг идущая прижавшись. О, как! Мой голос стихал — они жались ближе?
— Так! Кто нарушил звуковую маскировку? Два наряда вне очереди! — строго отчитал я. Но бойцы рассмеялись. Наряды — это что-то мирное, довоенное, после пережитых ужасов боёв, плена, ставшее далёким, светлым, тёплым и милым, как детство.
— Так, о чём это я? Отвлекли, черти! Только мысль светлая всплывала, вспугнули, сапоги рванные!
— Они Христа-коммуниста распяли, — подсказали мне. Глаза людей блестели, как у детей в цирке.
— Ага, распяли, демоны. Он им запретил человечину есть.
— Как человечину?
— Каннибализм. Слышали такое? До сих пор практикуется. Кое-где форму сменило. Вместо поедания мяса людей стали души поедать, наслаждаясь чужими страданиями. Он запретил, зверолюди-людоеды взбесились. Но, Бог не отдал своего сына на поругание. Христос воскрес в Светлое Христово Воскресение и позвал братьев. Пришли многотысячные дружины рослых русых витязей. Знаете, что интересно? Воины Рима в то время носили медные или бронзовые доспехи и имели короткие мечи. Длинные мечи ломались, потому что делались из дрянной стали. И вот пришли дружины. В булат закованы с ног до головы, с длинными крестообразными мечами. Такой меч разрубал бронзовый шлем римского легионера до задницы.
Взрыв хохота прервал меня.
— И все были верховые. В то время конница была лишь вспомогательным войском — античный мир не знал ни седла, ни стремени. Клали коню на спину подушку и сидели, балансируя. Какой верховой бой? А русоволосые — привстанут на полном скаку в стременах, композитный лук из рога тура натянут и на полном скаку за сто шагов прибивают фанерный щит легионера, вместе с легионером, к щиту сзади стоящего. Конём управляли ногами. Этого было грекам и римлянам не понять — они узду боялись одной рукой держать.
— Если коняга смирная и выученная, она сама знает, что надо делать, — сказал один из бойцов.
— Вот, ты это знаешь, а они не знали. Думали, что человек и конь — одно целое. А впервые подобное они увидели на северном побережье Чёрного моря, в Таври. Потому и назвали таких всадников — кентаврами — конными таврами. Тогда побережье нашего моря было сплошь заселенно греками. Пустили их, сироток, научили всему. А они наши святые места все уничтожили, людей, кого не перебили, в рабство продали
— Про Рим скажи, — попросили мои благодарные слушатели.
— Да, Рим. Ясно, что римские легионы, состоящие из наёмников, не смогли противостоять северным богатырям. Кстати, выросшие на обильных дарах земли и на просторах северяне были на голову выше невысоких южан. Вы ещё увидите этих итальянских карапузов — они вместе с гитлеровцами сейчас пытаются вернуть себе черноморские города. Наёмники хороши, когда надо убивать и грабить. А когда надо умирать — наёмники очень плохие вояки. Гитлер скоро в этом убедиться. Наши предки, да и предки этого остолопа германского, взяли Рим и всю остальную их Италию, освободили всех рабов — потому что не может человек быть рабом человека. Человек — потомок и помощник Бога. Потомок Бога не может быть рабом. Рабы в Риме были на правах говорящего скота. Порушили их храмы.
— Это вы любите — храмы рушить, — буркнул Вильгельм.
— В храмах Весты жрицы-весталки обслуживали за деньги любого мужика, даже грязного немытого раба. Это был не храм, а блядский дом. Этим заниматься можно только с женой, с любимой.
— Не только можно, но и нужно! — радостно подхватили бойцы, — эх, жену бы сюда!
— Ты её настолько ненавидишь?
— Почему это? Наоборот, люблю.
— А что ж ты её в лес, в окружение тащишь?