Секира и меч
Шрифт:
Глеб покосился на свою грудь. На нем была чистая свежая рубаха.
— Кто меня мыл, переодевал?..
— Я.
— Ты раздевала меня?
Рахиль кивнула:
— У тебя красивое тело. Ты истинный воин.
Глеб здесь смутился от того, что Рахиль видела его обнаженным, но ничего не сказал.
И тут в дом вошел старик. У него было очень темное лицо. Наверное, этот старик все время проводил под солнцем; возможно, он был пастух. Глеб догадался, что это тот
Старик спросил:
— Как наш человек?
— Он очнулся, — ответила Рахиль.
— Это хорошо! Очень хорошо, — Захария положил Глебу на лоб руку. — Это дает надежду, что он поднимется. Все решат ближайшие несколько дней. Может, отек пережимает каналы… Отек сойдет… Интересно, как его зовут? Не иначе — Самсон.
Рахиль сказала:
— Дедушка, он понимает наш язык. И даже говорит.
Захария сделал удивленное лицо:
— Это правда?
Глеб кивнул.
Старик оживился:
— Мы не знаем, как тебя зовут, герой.
— Глеб.
Старик почесал щеку:
— Кажется, это не латинское имя. Откуда ты?
Глеб назвал свою страну.
Захария покачал головой:
— Это очень далеко. Это дальше Алании, дальше Скифии. Где-то там, на твоей родине, рождается ветер Борей. Я об этом читал в греческих книгах. А еще дальше — страна вечного мрака…
Рахиль испуганно округлила глаза:
— Оттуда этот человек?
— Да, почти оттуда, — кивнул старик.
Рахиль покачала головой:
— Теперь мне понятно, почему он так бел. У них никогда не бывает солнца.
Захария сказал ей:
— А теперь приподними его плечо. Я ощупаю рану.
Рахиль сделала, как велел старик. Захария осторожно сунул под поясницу Глеба руку и, ощупывая легонько края раны, задумался. Потом сказал:
— Отек уменьшается. Скоро может наступить улучшение. Но если оно не наступит через три дня, оно не наступит никогда. Это будет значить, что поврежден позвоночник.
Старик достал из-за пазухи рожок, откупорил его и высыпал в чашу какой-то порошок. Потом залил порошок кипятком, передал чашу Рахили:
— Пусть он выпьет это. И не тревожь его разговорами. Он должен уснуть.
Рахиль, приподняв Глебу голову, дала ему выпить лекарство. И через какое-то время он почувствовал, будто тепло, будто сама жизнь разливается по его телу. Словно он выпил хорошего вина. Глебу стало легко и отчего-то приятно. Потянуло в сон. Закрывая глаза, Глеб слышал, как уходил старик. А еще он слышал, как рядом плакала женщина…
…Глеб проснулся от яркого света. Глеб повернул голову. Солнечный луч, проникая в узкое оконце в глинобитной стене, падал в угол, в котором стояли большие
Глеб осмотрелся. Помещение, в коем он находился, было довольно просторное. У дальней стены располагался очаг с дымоходом. За очагом, под самым потолком — еще одно ложе, значительно шире того, на котором лежал Глеб. Несколько деревянных сундуков вдоль стен. А в стенах — множество углублений-полочек со всякой утварью. По углам — светильники. Пол земляной со ступенями, укрепленными камнем. Это жилище, видно, было полуземлянкой.
Снаружи блеяли овцы, кричали ослы.
Отворив ветхую дощатую дверь, вошла Рахиль. Увидев, что Глеб проснулся, она принесла к нему чашу с молоком и напоила. И даже приободрила:
— Старик сказал: все будет хорошо.
— Он опять приходил?
— Да. Он погнал овец на пастбище, — Рахиль на минуту задумалась, потом спросила: — Можно я буду называть тебя Самсоном? Мне непривычно звучание твоего имени.
— Почему Самсоном?
— Тебя все так называют в селении.
— Разве тут целое селение?
— Да. В горах. Правда, не очень большое.
Глеб был не против, чтобы его называли Самсоном. И сказал об этом. Но потом опять спросил, почему его называют именно Самсоном.
Рахиль ответила:
— Ты поступил, как Самсон.
Глеб удивился:
— Я знал в Константинополе Самсона. Он был булочник.
Рахиль едва-едва улыбнулась:
— Я говорю о другом Самсоне. О герое.
— Разве булочник не может быть героем?
— Может, конечно, — не могла не согласиться Рахиль. — Но тот Самсон, сын Маноя, был настоящее солнце…
И Рахиль рассказала Глебу легенду о том, как богатырь Самсон наказал коварных филистимлян, обрушив на них храм. Он погиб и сам в развалинах храма, но с Самсоном вместе погибло столько врагов, сколько он, непобедимый воин, не убил за всю свою жизнь.
Потом Рахиль спросила:
— Откуда ты знаешь наш язык?
— Там, в Константинополе… Меня научила одна женщина.
Рахиль посмотрела на него внимательно:
— Она была молодая?
— Старая, — Глеб улыбнулся.
Рахиль сказала:
— Это странно, что ты так усердно учился у старой женщины…
— Что же тут странного! Были долгие зимние вечера.
Под вечер этого дня Глеб вдруг начал чувствовать боль.
И Рахиль сказала:
— Думаю, это хороший знак. Нам будет, чем похвастать старику.
Когда солнце почти уж совсем село, со двора опять донеслось блеяние овец. Это Захария пригнал отары. Он и сам скоро вошел в дом.