Секира и меч
Шрифт:
В песне славил Аскольд чьи-то подвиги, но когда доходило до имени героя, певец обрывал песню и печально смотрел вдаль. Потом принимался петь снова… Соколу было жаль Аскольда. Сокол готов был признаться: «Я твой сын!» Но сокол не умел говорить… Старый Аскольд пел. У него было мужественное лицо, но какое-то очень уж старое — не такое, как при жизни!.. Сокол вздрогнул: «А что? Аскольд уже умер?..» Лицо у Аскольда было будто вылепленное из воска. Глаза горели углями в глубоких глазницах, высокий лоб изрезали морщины. Аскольду было двести или триста лет. За долгую жизнь он познал так много, что сам уж мог быть вершителем судеб…
Глеб проснулся от того, что ему приснилось, будто верная секира вдруг подрезала ему, соколу, крыло. Глеб вздрогнул, открыл глаза. Вокруг было темным-темно. В правой руке саднило. Глеб догадался, что оцарапал о секиру руку.
Тут он вспомнил, что лежит в охотничьей избушке и что вот-вот должны прийти «гости» к Милию на пир. А он, Глеб, должен их достойным образом встретить. Глеб подумал, что «гости» уже возможно и пришли, — не напрасно же его разбудила секира.
Было очень темно. Глеб едва разглядел в проеме двери две-три звезды. Видно, небо было затянуто облаками. И было очень тихо. Необыкновенно тихо. И это настораживало! Тишина так и вползала в избушку. Тишина эта была злая.
Глеб представил, как со всех сторон к избушке подкрадываются побратимы Милия, княжьи люди, княжьи цепные псы, убившие старых Аскольда и Апраксию. И приподнялся на локтях, всмотрелся в темноту.
Глеб подумал, что княжьи псы должны именно подкрадываться. Они уже заподозрили неладное. Они видели Глеба на лошади Милия, они поняли, что вызов им уже брошен. И насторожились. Они думают теперь над каждым своим шагом.
Глебу почудилось, что в том месте, где днем горел костер, промелькнула неясная тень. Потом ближе к избушке под чьей-то неосторожной ногой тихонько треснула сухая веточка… Глеб в темноте покачал головой. Подхватив секиру, он встал на ложе, нащупал настил потолка и, отодвинув несколько жердин, подтянулся, взобрался на чердак. А березовые жерди положил на место. При этом не произвел ни шороха. Отойдя в угол, замер.
Но «гостей» Глебу пришлось ждать еще долго. Князю Мстиславу, должно быть, служили очень осторожные люди… Они уже были здесь. Глеб чувствовал их. Глеб даже слышал исходящий от них запах конского пота. Они — шесть или семь человек — стояли возле самой избушки. Наверное, совещались. Они тоже не доверяли тишине и темноте; они подозревали, что Глеб — отчаянный воин — сторожит их в избушке. И не ошибались…
Вдруг с громким стуком в избушку влетел какой-то предмет — полено или камень. Предмет ударил в стену и покатился по полу. Глеб даже не вздрогнул на чердаке, он как будто и не дышал. Глеб умел скрадывать зверя, умел и прятаться от людей. Последние годы только тем и занимался, что водил княжьих дружинников за нос.
Побратимы, замершие в напряжении возле входа в избушку, вздохнули облегченно. Они полагали, что если бы кто-то в избушке их поджидал, то уж непременно выскочил бы сейчас наружу… Однако входить еще опасались.
Глеб слышал: они пощелкали огнивом. Еле слышно потянуло дымком ветошки…
И поляну, и открытую дверь озарило пламя. Тут же внутрь избушки влетел пылающий факел. Несколько воинов с громкими злыми криками, с обнаженными мечами в руках вломились в дверь вслед за факелом. И остановились, озираясь, щурясь в свете огня. Глеб хорошо видел их через щели в настиле…
Кто-то поднял с пола факел, сбил ногой огонь со стены — это брызнула с факела горящая смола.
Один из воинов сказал:
— Его нет здесь!..
— Я так и думал, — ответил другой. — Не безумный же он… Сидеть здесь, зная, что мы придем!..
— От него всего можно ожидать, — заметил еще кто-то. — Хитер очень. Я не встречал хитрее. И отчаянный!.. Прямо сейчас может в избушку ворваться…
Их было семеро. Они все оглянулись на дверь. Глеб видел сверху, как двое или трое зябко передернули плечами. Опять принялись оглядывать избушку изнутри: посмотрели под стол, под ложе, устланное шкурами, ткнули мечом в кучу каких-то тряпок в углу. Кто-то блуждающим тревожным взглядом пробежал по потолку.
Не обнаружив ничего подозрительного, княжьи люди несколько успокоились.
— Где же Милий? Где Каплун и Федот?
Один дружинник вогнал меч в ножны:
— Я думаю, их нет уже.
— Что ты говоришь, Роман! Как это нет?
— Нет и все! Не жильцы… — Роман криво усмехнулся. — Милий никому не доверял свою лошадь. А мы видели ее под кем?
— Глеб мог украсть!.. — возразили те, кто никак не хотел поверить в смерть побратимов.
Роман раздраженно повысил голос:
— Тогда где же Милий до сих пор? От нас что ли прячется?
— Милия не так-то просто взять! — упорствовали двое дружинников, очень похожие друг на друга, видно, братья.
— Хорошо, — Роман кивнул им. — Вот вы, Филипп и Лука, и поищите побратимов. Походите вокруг, присмотритесь… Это будет много разумнее, чем спорить попусту.
— А вы? — понятное дело, братьям не очень хотелось обыскивать окрестности в темноте; им вообще не хотелось сейчас выходить из избушки.
— А мы пораскинем тут мозгами, где его искать, — ответил Роман уверенно.
— Кого?
— Глеба, — Роман опять недобро усмехнулся. — Милия нам вряд ли удастся найти.
Филипп и Лука осторожно, с оглядкой на побратимов вышли. Роман зажег от факела лучину, а факел погасил в бочонке с водой. Сказал:
— Если Глеб разделался с ним, значит, откуда-то узнал, кто убил Аскольда, значит, были глаза, которые все видели, и был поганый язык, который обо всем донес.
— Что же из того? — пожали плечами княжьи люди.
— А то! Глеб и нам будет мстить.
— Не пугай нас, Роман! — посмеялся один из дружинников, у которого недоставало сверху двух зубов. — Не так уж страшен нам этот Глеб.
Роман кивнул:
— Ты прав в одном, Щербина. Нам всем, когда мы вместе, Глеб не страшен. Но он может взять нас по одиночке.
— Устроит охоту? — усмехнулся кто-то. — Нам не привыкать. Всякое бывало. И не с такими справлялись, как этот Глеб.