Секира и меч
Шрифт:
Глеб потемневшими глазами смотрел в землю.
Молодец постучал ложкой по котлу:
— За водой сходить надо.
— Схожу…
— И баба его… Не кричала, не голосила. Я еще не встречал таких! Всякая баба рада поголосить… А эта… Кололи в спину… Она же даже не вздрагивала.
— Да, — кивнул тот, что с ножом. — Можно было не убивать.
— Скука. Что ж не убить!..
— Ее Милий убил, — молодец кивнул на избушку. — Мы под ребра совали, а он вломил в затылок…
— Поспешил Милий.
— А он всегда так. Где можно кровь пустить — он первый. Прошлым летом, вспомни…
— Ты за водой пойдешь?
Каплун сунул нож в ножны, подхватил берестяное ведерко и пошел к ручью.
Глеб, еще раз оглядев избушку, двинулся за Каплуном. Шел Глеб неслышно. Не шелестела трава под ногами, не трещали сучки. Легка была поступь охотника…
Каплун, склонившись над ручьем, черпнул воды ведерком. Но ручей был мелок, и воды Каплуну удалось черпнуть не много. Он, присев, наполнял ведро пригоршнями.
А Глеб уже стоял у него за спиной. Раздумывал, опираясь руками на длинное древко секиры.
Каплун, верно, почувствовал что-то. Обернулся. И от неожиданности едва не упал в ручей. Челюсть у Каплуна так и отвисла. Оставаясь сидеть, этот человек медленно потянулся к ножу на поясе:
— Кто ты, браток?
Движение Каплуна не укрылось от глаз Глеба. Но Глеб оставался неподвижным. Ответил:
— Я — Глеб.
— Глеб? — побледнел Каплун. — Тот, что живет в лесу?
— Да. Сын Аскольда.
— Я видел тебя однажды, — глаза Каплуна забегали, он как бы искал помощи, но не находил, кто бы ему мог помочь. — Ты изменился с тех пор. А видел я тебя в Чернигове, на рынке… Может, ты не помнишь…
Внезапно Каплун рванулся вперед, в руке его сверкнуло лезвие ножа. Но Глеб лишь слегка отпрянул в сторону, и лезвие зло просвистело у его виска. Одновременно Глеб ударил Каплуна древком секиры в лицо.
От могучего удара Каплун упал в ручей. Навзничь.
Надо сказать, что Каплун этот был из людей не слабых: с легкостью подковы гнул, играючись давил в руках обожженные глиняные горшки. Однако рядом с Глебом, воином от рождения, достойным потомком бога Волота, выглядел Каплун подлетком. На голову выше его был Глеб и в плечах шире. Глеб, сын Аскольда, был как скала.
Из рассеченной брови Каплуна обильно хлынула кровь. Она залила молодцу все лицо. Утирая рукавом кровь, Каплун снизу вверх зло смотрел на Глеба. Молчал.
Журчал ручей.
Глеб ступил два шага вперед. Каплун, отталкиваясь ногами, на спине, отполз на траву.
— Встань! — Глеб пнул его в ногу. — Я хочу посмотреть, сможешь ли ты принять смерть так же достойно, как принял ее старый Аскольд. Устоишь ли, обливаясь кровью, когда я стану тебя толкать.
— Не встану! — покачал головой Каплун; в глазах его уже был страх. — Не надо… чтоб я обливался кровью. Не надо толкать!.. Я не убивал Аскольда.
— А кто? — Глеб скалою навис над Каплуном.
— У других спроси. Я говорю правду!.. Корнил убил, Рваная Щека. Он и толкал.
— Десятник?
Каплун закивал:
— Он, он! Его и казни…
— А женщину? Апраксию кто в спину колол?..
Каплун не отвечал. Дышал часто и с хрипом. С мольбой смотрел на Глеба.
— Говори!
Каплун испуганно дернулся:
— Все кололи — и я колол. Но мне ее было жалко. Я бы не стал ее убивать. В этом не было смысла. Я бы и Аскольда не тронул…
— Тогда и я бы тебя не тронул, — кивнул Глеб. — Но ты в тот день сам выбрал себе судьбу.
Глеб так быстро ударил секирой, что Каплун не успел отпрянуть. Удар пришелся в висок. Под острым лезвием хрустнула кость, и Каплун замертво повалился на траву.
А Глеб, не прячась уже, пошел к избушке.
К тому, сидящему у костра, молодцу Глеб подходил со спины. Не оглядываясь, молодец проворчал:
— Что так долго? Ты, Каплун, наверное, у ручья девку встретил…
— Нет, — зло усмехнулся Глеб.
— А что же?
— Он встретил смерть.
Молодец быстро обернулся, обомлел:
— Ты кто такой?..
— Сын Аскольда, — и Глеб махнул своей страшной секирой.
Но этот молодец оказался ловчее. Увернувшись от удара, он перепрыгнул через костер и побежал к избушке. На бегу кричал срывающимся голосом:
— Милий! Милий!..
Глеб метнул секиру.
Описав большую дугу в воздухе и единожды перевернувшись, секира вонзилась острием молодцу в позвоночник. Когда секира летела и переворачивалась, она пела — гудела тревожно, угрожающе…
Аскольд, некогда передавая это оружие Глебу, говорил, что секире сей много лет; быть может, отковал ее сам Волот, который был искусным кузнецом; кузнец и просверлил на лезвии несколько хитрых дырочек, из которых при движении секиры исходил заунывный пугающий звук.
Смолкла песнь секиры. Молодец, взмахнув руками, упал на колени, обмяк, а потом повалился лицом в траву.
Выдернув секиру у него из спины, Глеб ухватил убитого за ногу и оттащил его в орешник.
К тому времени, как на пороге избушки показался Милий — здоровенный детина, — Глеб уже сидел у костра и черпал ложкой похлебку.
Милий потянулся, зевнул, протер глаза. Удивленно посмотрел на Глеба. Оставаясь стоять в дверях, спросил с угрозой:
— А где мои побратимы?