Секира и меч
Шрифт:
Но турки были бессильны что-либо изменить; Глеб и побратимы и с ними еще многие герои ушли под прикрытие густых колючих кустарников. А в другом конце долины был еще прорыв: кузнец Гийом, а с ним монах и еще многие тоже ушли от турок.
И тогда перестала шуметь битва. Улеглась пыль. Многие тысячи крестоносцев, не сумевших победить, не сумевших пробиться, найдя в своем положении бессмысленность сопротивления, сложили оружие. Турки поступили с ними вероломно и жестоко. Подавляющее большинство воинов-христиан они изрубили мечами на месте, а остальных заковали в колодки — обратили в рабство.
Опустилась ночь.
Глава 11
Глеб и побратимы всю ночь провели в кустарнике. С ними остались еще человек пятнадцать. Другие разбрелись кто куда. Некоторые раненые за ночь умерли. Иные раненые, не умея превозмочь боль, громко стонали и плакали, проклинали все на свете и тот день, когда родились. Кто-то беспрестанно молился. Время от времени слышались приглушенные разговоры.
Никто не мог сказать, как же это так произошло, что турки обманули их и заманили в ловушку. Турки били их, как скот на бойне. О Господи!..
Никто не знал, куда подевался рыцарь Вальтер. Быть может, его убили в начале сражения, а может, ему удалось бежать. Монах дрался. Его видели. Он разбил о головы неверных свой посох и поднял с земли чей-то меч. Видели и Гийома. Такого воина трудно сразить. А вот про Васила никто ничего не знал. Всю ночь слышали крики, доносившиеся с поля битвы. Это турки добивали раненых христиан. Турки ходили по полю с факелами и тыкали мечами в мертвых и еще живых. Потом турки собирали и куда-то увозили своих погибших.
Три дня уцелевшие крестоносцы отсиживались в кустарниках. Говорили, что турки вылавливают в округе разбежавшихся христиан. Где-то происходят и стычки. Турки будто бы никого не берут в плен.
Голод и жажда терзали людей. Ловили в кустарниках ящериц и змей и поедали их.
Через три дня, услышали, в долине стало тихо. Должно быть, турки ушли. И тогда осторожно, оглядывая внимательно холмы, уцелевшие воины Христовы, крестьяне и ремесленники, стали выбираться из кустов. А когда выбрались, стало им понятно, почему так долго не уходили турки…
Из трупов погибших в бою христиан турки сложили гору. И была эта гора выше окружающих ее холмов. Страшная, страшная гора!..
В назидание христианам! Как предупреждение всему латинскому миру…
Не гора — измышление дьявола!
Запах тлена уже растекался по долине. Рои мух кружили в воздухе. На трупах сидели черные птицы. Дикие собаки, не обращая внимания на появившихся живых людей, деловито сновали вокруг. Пищали крысы. Было их торжество… Отгрызали у трупов носы и уши…
Невозможно было на это смотреть без содрогания. Крестьяне плакали. Крепкие духом боялись за свой рассудок.
Здесь увидели монаха.
Петр Отшельник — бледный, с ввалившимися глазами, в одеяниях, покрытых корками запекшейся крови, — вышел из кустарника и подошел к горе мертвых. Монах похож был сейчас на безумного. Он долго стоял без движений у этой страшной горы, стоял и смотрел, смотрел… Потом медленно опустился на колени. Что-то прошептал.
Люди, что стояли рядом, слышали его слова.
Но другие спросили:
— Что он сказал? Он молится?..
Слышавшие покачали головами:
— Он сказал: приступила ко мне печаль!..
— Будь он проклят!.. Не его ли вина в том, что случилось?..
Здесь кто-то сказал разумные слова:
— Опять мы проклинаем, опять мы ищем виноватых! Зачем взваливать на других вьюком свою ношу?..
Глеб обернулся. Он узнал голос Гийома. Они молча обнялись.
В это время Петр Отшельник встал и, никому не сказав ни слова, удалился в пустынные холмы. Все смотрели ему вслед, но никто не пошел за ним. Люди подумали, что монах постарается найти утешение в одиночестве.
— Нас вразумляет Бог, — словно ветерок, прошелестело над толпой. — Быть может, Он сегодня забыл о нас. Но Он вспомнит! Добрый отец всегда вспомнит о своем несчастливом чаде…
Вслед за Гийомом все крестоносцы упали перед горой мертвых на колени. Глеб и побратимы — тоже.
Крестоносцы в сей печальный миг не возносили молитв к чистым Небесам. Люди слушали Гийома, который говорил сначала тихо, но голос его крепчал:
— Мы обагрили эту землю кровью — нашей кровью. Посему теперь это наша земля!.. Кто мы?.. Мы всего лишь бедные, гонимые невзгодами крестьяне. Почти безоружная толпа. Стадо без пастыря. Мы — побежденные. Горе нам!.. Но мы отомстим. За нами придут рыцари. Я уже слышу их грозную поступь и бряцанье доспехов, я слышу ржание их боевых коней. Час отмщения не за горами. Рыцари придут. И тогда неверным несдобровать!..
После этих слов Гийом поднялся и пошел в обратный путь — к проливу. И все двинулись за ним.
На выходе из долины увидели Васила. Молодой болгарин сидел на камне и плакал.
Кто-то спросил:
— Скажи, Васил, где ты был во время битвы?
И другие столпились вокруг него:
— Мы не видели тебя в бою. На тебе нет ни царапины, ни капельки крови. И одежда твоя не изорвана…
Васил плакал и не отвечал.
Многие смотрели на него зло:
— Ты струсил. Ты прятался, когда мы сражались…
Васил вздрогнул, покачал головой:
— Я не струсил. Просто я не могу убить человека, даже если этот человек — турок. Я понял в эти дни: война, битвы — не мое дело. Мое дело: писать иконы, переписывать книги, учить людей языкам…
— Зачем же ты пошел с нами? — удивились крестьяне.
Васил пожал плечами:
— Сам думаю об этом. Не знаю. Наверное, мне было плохо.
— А сейчас тебе хорошо?
Васил вытер слезы:
— Теперь я знаю свой путь.