Секрет долголетия
Шрифт:
* * *
Кто не хохотал от души, разглядывая знаменитую карикатуру Константина Павловича Готова «Маленькие разногласия на общей кухне по поводу исчезновения одной иголки для прочистки примуса» («Крокодил», 1927)? Это не просто сатирическая сцена, запечатленная талантливым пером. Художник сумел рассказать читателям со всеми подробностями, как «большой разговор» на кухне постепенно разгорелся в форменную баталию с применением разнокалиберной техники.
Если бы при жизни Константина Павловича провести
Желая достойно отметить заслуги Готова, молодые альпинисты в начале тридцатых годов посвятили ему свое восхождение на вершины Кавказского хребта, назвав завоеванный ими горный пик именем замечательного художника. Пик Готова — великого мастера человеческой улыбки.
Как-то мы путешествовали по Волге вместе с Готовым и Лебедевым-Кумачом. Во время длительной стоянки в Горьком мы гуляли по берегу. Константин Павлович острой палочкой нарисовал на мокром песке целый юмористический рисунок. Каково было наше удивление, когда на обратном пути мы увидели, что рисунок не только цел и невредим, но что восхищенные зрители сделали вокруг раму из песка, инкрустированную аккуратно выложенными камешками. Собравшаяся толпа зрителей с интересом рассматривала произведение, созданное в столь необычной «технике».
Мы с Костей жили в Клязьме на одной даче, и я из окна своей комнаты наблюдал, как он работал, сидя на террасе в своей любимой позе, подвернув одну ногу на стул. Он одновременно рисовал, курил и успевал еще поиграть с резвым котенком, привязанным на ленточке к стулу. Никогда не делая предварительных набросков, он прикнонливал к доске кусок ватмана и сразу начинал уверенно и быстро сложный, многофигурный рисунок. Готов не знал, что значит мучительная работа над композицией, бесконечные переделки и варианты. Он как будто срисовывал на бумагу готовое изображение со всеми подробностями, возникшее на его мысленном «телевизионном экране». Торопился, чтобы не упустить какие-то веселые детали.
Как-то, сидя на унылом совещании, Готов по обыкновению рисовал. Я через плечо заглянул в Костин блокнот. Он изобразил участников столь же скучного заседания, двое участников которого спят, но на стеклах их очков нарисованы зрачки глаз, внимательно глядящие на председательствующего. Я толкнул Костю в бок и шепотом попросил дать мне рисунок. «Зачем тебе?» — спросил он. «В номер дадим…» «Да что ты? Такую чепуху?» Он искренне не подозревал, что эта карикатура впоследствии станет широко известной.
Костя Готов не только зорко подсматривал смешное в жизни, но и сам был завзятым шутником. Вспоминаю, как мы разыграли Ильфа и Петрова. Дело было летом в Клязьме, где на одной большой даче жили И. Ильф и Е. Петров, К. Готов и Б. Левин — писатель, многолетний автор «Крокодила».
Т'eмное
Костя Ротов слыл страстным радиолюбителем. Как только появлялась новая модель радиоприемника, он немедленно ее приобретал, а предыдущий аппарат безжалостно сдавался «в архив». На городской квартире художника у входной двери высилась целая арка из старых радиоприемников…
Однажды Костя приобрел новый аппарат с микрофоном, через который можно было передавать дикторский текст. И тут созрела идея — разыграть Ильфа и Петрова. Мы знали, что они садились завтракать ровно в одиннадцать часов. Над столом на террасе висела черная тарелка громкоговорителя, к которой мы незаметно прикрепили длинный тонкий провод, идущий в ротовскую комнату и соединенный с его новым аппаратом. И вот Ильф и Петров уже усаживаются за стол. Евгений Петрович очень любил хорошую сервировку, а Илья Арнольдович был ко всему этому глубоко равнодушен.
Мы устроили свой наблюдательный пункт за углом террасы, откуда нам отлично было видно выражение лиц уже тогда знаменитых сатириков. В комнате Готова, находившейся далеко от этой террасы, сидел специально обученный нами парень с соседней дачи, который должен был ровно в одиннадцать часов начать читать заранее написанный текст.
— Алло, алло, говорит Москва! — раздалось из репродуктора. — Московское время — одиннадцать часов… Начинаем литературную передачу, посвященную творчеству наших известных сатириков Ильи Арнольдовича Ильфа и Евгения Петровича Петрова, находящихся в расцвете своего таланта…
Евгений Петров, кладя на колени белоснежную салфетку, с улыбкой посмотрел на своего всегда немного грустного соавтора… Первая половина передачи являлась сплошным панегириком. Друзья аппетитно жевали завтрак, закусывая его многочисленными комплиментами по своему адресу. Однако постепенно накал славословий снижался, и им на смену пришли первые потки критики. Ее робкий вначале голос все мужал, ширился, и вдруг из репродуктора загремел гневный шквал:
— Да, конечно, Ильф и Петров — люди талантливые, но обидно и больно смотреть, на что разменивают они свои большие способности! Шутка сказать, они становятся бардами одесского пошляка Остапа Бендера, всячески симпатизируют и прославляют этого беспринципного блатмейстера! Сами того не замечая, советские сатирики сползают на обывательскую стезю, под видом критики всячески идеализируя пережитки обывательщины и становясь апологетами мещанства!..
Илья Ильф продолжал невозмутимо дожевывать яичницу с колбасой, а экспансивный Евгений Петров уже давно бросил нож и вилку и растерянно смотрел на своего флегматичного соавтора. Услыхав последнюю фразу, он не выдержал, вскочил, скомкал накрахмаленную салфетку и закричал на всю террасу:
— Это черт знает что такое! Безобразие! Я этого так не оставлю! Немедленно едем в Москву!..
В этот момент мы с грохотом выскочили из засады. Хохотали, помню, долго и мы и наши разыгранные братья Гонкуры…