Секрет Коко
Шрифт:
— Может, и не смущал, но в любом случае, можно же как-то разыскать этого Джеймса Флинна. Он ведь не мог просто взять и исчезнуть с лица земли.
— Не знаю, Рут, думаю, мы зашли в тупик. Возможно, пришло время забыть об этой истории.
— Ты не можешь сдаться сейчас! — говорит она, кивая проходящему мимо знакомому. — Ведь ты уже многого добилась.
Я ничего не отвечаю. Именно сейчас мне кажется, что самое время оставить эту историю в покое. Наверное, я ошиблась, подумав, что это приключение как-то связано с мамой. Пока мы были в Лондоне, я нисколечко не сомневалась, что просто обязана
Мое сердце подсказывает мне двигаться дальше, но разум говорит, что лучше прекратить поиски. В конце концов, я и так сделала все возможное, но зашла в тупик. Наверное, это знак и пришло время отступиться.
Проблема в том, что надоедливый голос в моей голове продолжает настаивать на том, что я все же оставила за собой некоторые «хвосты». Я уехала прежде, чем Мак Гилмартин успел рассказать мне, что ему известно о Джеймсе, а что, если он дал бы мне новые подсказки, которые помогли бы найти сына Тэтти? Не могу избавиться от мысли о том, что что-то упустила. Не это ли имела в виду Кэт, когда сказала, что я не поехала с Томом в Новую Зеландию только потому, что всегда отступаю в последнюю секунду из-за страха перед чем-то новым? Должно быть, точно так же я поступаю и сейчас: я проделала огромный путь и теперь, когда осталось совсем немного, бегу от этой истории.
Рут снова сжимает мою руку, будто бы зная, какие сомнения меня одолевают, что происходит у меня в душе.
— Кстати, расскажи-ка мне, как поживают чудесные детишки Кэт? Ты собиралась сегодня вечером с ними посидеть? — спрашивает она, намеренно меняя тему.
— Да, собиралась, — отвечаю я. — Искренне надеюсь, что они будут вести себя хорошо!
Несмотря на мои шутки по поводу того, что я откажусь от своего обещания, я с нетерпением ожидаю встречи с малышами.
— Уверена, они тебя порадуют, — убеждает меня бабушка. — Ты отлично ладишь с детьми.
— Даже не знаю, — неуверенно отвечаю я, вспоминая, как испортила задушевный разговор с Марком.
— А как дела у Марка? — продолжает Рут, снова прочитав мои мысли. — Кэт, должно быть, очень беспокоится из-за того, что его отстранили от занятий.
— Еще как беспокоится, — говорю я. — Они с ним все время на ножах. Она не знает, что делать. Я попыталась поговорить с ним, знаешь, выяснить, что случилось, но он так и не доверился мне.
— О да, ужасы подросткового возраста. Но с тобой мы этот кошмар каким-то образом пропустили, — улыбается мне Рут так, что на ее щеках появляются милые ямочки.
— Правда? — спрашиваю я.
— Да. Я морально готовилась к худшему, потому что твоя мать была ужасно дерзкой девчонкой, но ты вела себя безупречно.
— Ты хотела сказать, скучно, — вздыхаю я. Я всегда была слишком тихим ребенком,
— Нет, милая, мы с тобой никогда не скучали. В любом случае, с Марком все будет в порядке, поверь. Меня тоже однажды отстранили от занятий, и после этого я немного пришла в себя.
— Тебя отстранили? — недоверчиво усмехаюсь я. — За что?
— За драку — за что же еще? — отвечает она, и в ее глазах загорается озорной огонек.
— И что же ты сделала?
— Повалила другую девочку на пол — и даже вырвала ей клок волос.
— Быть такого не может!
— Может-может. Настоящая кошачья драка. Нас потом еще не один месяц обсуждали. У монашек, конечно, чуть нервный срыв не случился.
— А что с той, другой девочкой? Ее тоже отстранили?
— О нет. Анна прикинулась невинной овечкой — она всегда вела себя хитрее, чем я.
— Анна? — восклицаю я. — Ты подралась с собственной сестрой?
— Да. И она это действительно заслужила, — гневно сверкает глазами Рут.
— Чем же она провинилась? — спрашиваю я, хохоча над ее рассерженным тоном.
— Сказала монахиням, что я сбежала ночью из обители, чтобы тайком встретиться со своим парнем.
— А ты этого, разумеется, не делала?
— Еще как делала. Но она всегда была такой правильной, не могла удержаться, чтобы меня не сдать. Думаю, на самом деле она просто завидовала.
— С ума сойти! И на сколько тебя отстранили?
— На неделю. Отправили домой. Родители тоже были не в восторге, я тебе так скажу.
— А они узнали, за что тебя наказали?
— Нет, я пригрозила Анне, что, если она расскажет, я выцарапаю ей глаза. И она мне поверила! — Она громко хохочет, запрокинув голову так, что ее серебристые кудри выбиваются из-под красной вязаной шапки.
— Рут! Это ведь ужасно!
— Знаю, но в этом была вся я. Бедная Анна… — Рут вдруг углубляется в свои мысли. — Она всегда ходила по струнке.
— А по-моему, ей удалось немного расслабиться, — пожимаю плечами я. — Вспомни наше путешествие.
Рут кивает:
— Да, оно пошло ей на пользу — нужна была своего рода разрядка. Долгие годы она была как натянутая струна. Ложь о Колине серьезно ее подкосила.
— Как думаешь, она когда-нибудь его простит? — спрашиваю я. Анна ни разу не вспоминала о бывшем муже с тех пор, как мы съездили в обитель святого Иуды, но, возможно, она все еще рассматривает такой вариант.
— Хотелось бы мне, чтобы она всерьез об этом подумала, ради ее же блага. Но мне кажется, она не сможет его простить, нет. Он причинил ей слишком большую боль, я ее не виню.
— Поверить не могу, что на ее долю выпали такие беды, а я об этом даже не знала, — задумчиво говорю я, пряча ладошки в карманы, чтобы хоть немного их согреть.
— Да, ей многое довелось пережить. Поэтому она и окружила себя панцирем, чтобы защититься от всего мира.
— Ты хорошая сестра, Рут, — говорю я бабушке. Хочу, чтобы она это знала.
— Я? — болезненно морщится Рут. — Ой, сомневаюсь. Иногда я нарочно действую ей на нервы, зная, как сильно она осуждает мое поведение.
— Никто не совершенен, — отвечаю я.