Секрет Коко
Шрифт:
— Угу. Шон назвал маму шлюхой, я потерял голову.
Я в ужасе прикрываю рот рукой:
— Вот подонок малолетний! И на «Фейсбуке», наверное, какую-то гадость написал? Тогда, когда ты выходил от меня в интернет?
Марк кивает:
— Поэтому я тогда так и отреагировал.
Я в смятении: какой-то засранец бессовестно портит Марку жизнь, это понятно.
— Но почему ты не хочешь рассказать об этом маме или папе? — спрашиваю я.
— Не хочу их расстраивать, — признается он. — К тому же я думал, что сам смогу все уладить.
— Ох, Марк… — вздыхаю я.
— Да,
Он беспомощно смотрит на меня, и меня снова охватывает безудержный гнев. Я лично разберусь с этим мерзавцем, чем бы мне это ни грозило. Гаденыш больше никогда не осмелится запугивать Марка или угрожать ему, ручаюсь. Только через мой труп.
— Не беспокойся, — свирепо рычу я, — я что-нибудь придумаю, мы обязательно решим эту проблему, обещаю.
— Но как, Коко? С Шоном никому не сладить.
— С нами тем более, Марк, — уверенно отвечаю ему я.
Я лихорадочно соображаю, что же нам делать. Кэт взбеленится, узнав обо всей этой истории, так что лучше придумать какой-нибудь отличный план прежде, чем я ей обо всем расскажу. Но как мне решить проблему с Шоном так, чтобы еще больше не усугубить положение Марка в школе? Пока еще не знаю, но должен же быть какой-то способ, и я обязательно его найду, несмотря ни на что.
21
Несколько дней спустя я яростно шлифую кресло-качалку, устроившись посреди магазина, и думаю о Марке. Шлифовка всегда оказывала на меня какое-то магическое исцеляющее воздействие. Ритмичные движения скользящей туда-сюда по деревянной поверхности наждачной бумаги действительно успокаивают. Процесс затягивает, очищает разум от ненужных мыслей, можно просто забыться и отпустить себя. Некоторым кажется, что это самое нудное занятие на земле, но мне нравится заниматься физическим трудом — он всегда приносит удовлетворение. Однако сегодня я представляю, что лак, покрывающий кресло, — это лицо Шона О’Мелли, и я в буквальном смысле слова стираю его из наших жизней. Нужно непременно придумать, как избавиться от этой пиявки, я не могу позволить ему и дальше угрожать Марку.
Пока я витаю в облаках, звенит дверной колокольчик. Я нехотя поднимаюсь на ноги, чувствуя, как трещат коленные суставы. Придется отвлечься ненадолго от кресла и посмотреть, не нужна ли помощь нашему случайному посетителю. С усилием натягиваю на лицо радостную улыбку: меньше всего мне хочется сейчас вести светскую беседу, но работа есть работа. Рут годами меня учила, что радушная улыбка продавца создает в магазине особую, теплую атмосферу, в которой покупатели могут расслабиться и спокойно посмотреть товар. Хмурый продавец точно не преуспеет.
— Здравствуйте, — обращаюсь я к мужчине, присматривающемуся к бело-синей вазе, которую я выторговала на аукционе сто лет назад.
И тут он поворачивается ко мне.
Я с удивлением понимаю, что передо мной стоит Мак Гилмартин. Сегодня он выглядит чуть более опрятно, на нем темные джинсы, синий джемпер и клетчатый платок. От изумления я теряю дар речи, поэтому смотрю на него снова и снова, чтобы убедиться, что это не обман зрения.
— Привет, Коко, —
— Здравствуй, — мямлю я, пытаясь скрыть свое смятение. Ведь получается, что теперь мне не нужно собирать всю свою смелость в кулак и возвращаться в Глэкен, чтобы расспросить его о Джеймсе, потому что он сам приехал ко мне и нас разделяет менее пяти футов. Он так близко, что я чувствую исходящий от него приятный мускусный аромат лосьона после бритья.
— Я вспомнил, как ты рассказывала, что держишь антикварную лавку в Дронморе, — с улыбкой объясняет он. — И подумал, что неплохо бы заглянуть в гости, раз уж я мимо проезжал.
Так он не специально приехал… Действительно, с чего бы вдруг ему разыскивать меня намеренно? Сама не знаю, с чего я это взяла.
Он с любопытством оглядывается по сторонам, рассматривая предметы старины, выставленные в магазине. Затем снова смотрит на меня и окидывает пристальным взглядом с головы до ног так, что я даже немного краснею. Я выгляжу отвратительно, впрочем — как всегда: на мне старый рабочий комбинезон, который я надела, чтобы не испортить приличную одежду во время шлифовки, а волосы спрятаны под драной косынкой. Если бы я задалась целью произвести на него впечатление, то потерпела бы сокрушительное поражение.
— Отличная витрина. Твоих рук дело? — указывает он в сторону витрины.
— Спасибо. Да, моих. — Я пытаюсь отвечать легко и спокойно, но сомневаюсь, что мои слова звучат так уж непринужденно.
— И давно работает ваш магазин? — интересуется он.
— Очень давно.
— А насколько давно, не скажешь? — В его глазах мелькает озорной огонек, и я вспоминаю, как он подшучивал над моей скрытностью во время последней нашей встречи.
— Ну, — я вытираю руки о брючины и снимаю с головы косынку, — дедушка открыл его примерно в пятидесятых.
— Понятно. А теперь ты здесь всем заправляешь?
— Вместе с бабушкой.
— И кто это меня тут обсуждает? — спрашивает вдруг Рут. Она спускается к нам по лестнице, и я понимаю, что никак уже не успею предупредить ее о нашем нежданом госте. Ведь сейчас посреди нашей лавки, как ни в чем не бывало, стоит человек, на встречу с которым она так настойчиво меня отправляла.
— Видимо, я, — отвечает Мак. Рут уже стоит рядом с нами, ее серебристые кудри рассыпались по плечам, выгодно оттеняя небесно-голубую блузку. Она выглядит потрясающе.
— А вы… — Бабушка протягивает ему руку с лучезарной улыбкой, какой всегда одаривает симпатичных незнакомцев. Она искренне убеждена, что все незнакомцы — это друзья, с которыми мы попросту еще не встречались.
— Я — Мак Гилмартин, — отвечает он, решительно пожимая ей руку.
— Из Глэкена, — многозначительно добавляю я.
Рут изумленно вскидывает брови:
— Ах, понятно.
Она недоуменно смотрит на меня, я в ответ пожимаю плечами. Мне точно так же, как и ей, ничего не известно о причинах его неожиданного визита. Почему он вдруг объявился здесь, как гром среди ясного неба? Неужели и правда просто проезжал мимо, или за его словами кроется нечто большее?