Секрет Полишинеля
Шрифт:
– Полиция! Не пытайтесь понять, просто выполняйте инструкции, которые вам дадут...
Совершенно ошеломленный, он берет трубку, не сводя с меня глаз. Не знаю, искренне ли его изумление, но если нет, то он отличный актер.
– Алло! Это доктор Дюрэтр... – представляется он.
Его собеседник называет свои имя, и оно, кажется, производит на врача сильное впечатление, потому что он перестает глазеть на меня, чтобы почтительно уставиться на трубку.
Он внимательно слушает, кивая головой и отвечая односложными словами.
– Да,
Он кладет трубку и бросается к двери. Я ловлю его за руку.
– Молчок насчет меня, понятно?
Он быстро кивает и уходит.
Отметьте, что мне не приходится надеяться на сохранение моего инкогнито. Сообщение, посланное со вторым голубем, ясно показывает, что шпион в курсе того, кто я на самом деле...
В холле, превратившемся в медчасть, продолжаются суета и лихорадочная деятельность. Дюрэтр взял руководство операцией на себя... Надеюсь, я не ошибся, сочтя его невиновным.
Я выхожу на эспланаду и внимательно осматриваю дом, пытаясь вычислить, какая комната второго этажа находится над лабораторией.
Этот топографический анализ позволяет мне определить сектор. Я возвращаюсь в дом и бегу на второй этаж... После нескольких минут поисков я нахожу окошко... Оно оказывается в сортире!
Самое что ни на есть безымянное место, которым пользуются все, верно?
Дырка с линзой находится как раз за унитазом. Если не знать о ее существовании, ее совершенно невозможно обнаружить. Я наклоняюсь над ней и замечаю блокнот профессора благодаря свету, поступающему через оставшуюся приоткрытой дверь лаборатории. Этот блокнот как будто в полуметре от меня! Спорю, что отсюда можно читать, что пишет старикан, а ведь фотографии дают увеличение...
Я распрямляюсь: фотографии! Значит, у кого-то из персонала есть фотооборудование, а его не так легко спрятать!
Я выскакиваю из дома как раз в тот момент, когда папашу Тибодена переносят в его комнату.
По дороге я бросаю на Дюрэтра отчаянный взгляд. Он отвечает мне неуверенной гримасой, не говорящей ничего определенного. Только бы ему удалось спасти своего патрона!
Очень удобный момент для осмотра комнат этих господ. Я начинаю с ближайшего домика, в котором живут Бертье, Берже и Планшони.
Захожу в первую комнату и сразу кидаюсь на чемодан, задвинутый под кровать. В нем только грязное белье... В шкафу тоже ничего достойного моего внимания... Имя жильца комнаты я узнаю по размеру одежды. Тут обретается жирдяй Бертье.
Выйдя оттуда, я направляюсь в комнату Планшони. То, что она его, нет никаких сомнений, поскольку на стене над кроватью висит огромная фотография, на которой он изображен вместе с мамочкой. У обоих лошадиные физиономии. Снимок мог бы послужить отличной рекламной вывеской для магазина, торгующего кониной...
Копаясь в шкафу, я нахожу фотоаппарат, но не самой лучшей модели. Это старая квадратная штуковина в коробке, какие разыгрывались до войны в лотерею...
Ясное дело, что документы фотографировали не этим старьем шесть на девять. Для этой работы нужен усовершенствованный аппарат со вспышкой.
Я покидаю комнату и захожу в третью, где живет Берже. Мое внимание сразу же привлекает полный комплект фотоснаряжения в кожаной сумке, висящей на гвозде.
Я с наслаждением копаюсь в сумке. Вне всяких сомнений, я вышел на правильный след.
Вдруг слышится шум шагов, заставляющий меня вздрогнуть. Я собираюсь спрятаться, но уже слишком поздно. Дверь открывается, и появляется Берже. На его сотрясаемом тиками лице глаза горят так, что запросто могли бы заменить печку.
Исходящая от него жара обжигает меня.
Вместо того чтобы спросить, что я у него делаю, он набрасывается на меня. Он действует с такой быстротой, что я, не ожидавший нападения, оказываюсь зажатым между кроватью и шкафом и получаю великолепный удар его котелком в пузо. У меня появляется ощущение, что я весь превратился в желудочные колики.
Издав жалкое бульканье, я падаю вперед. Тогда он поднимает меня хуком правой в челюсть, от которого я забываю, кто я такой.
Я отрубаюсь, даже не успев вспомнить, какого цвета была белая лошадь Генриха Четвертого!
Прихожу в себя я очень быстро. Нежная рука моего ангела-хранителя восстановила контакт, и электричество снова поступает в мои мозги. Я с трудом поднимаюсь, массируя челюсть. Брюнет, разъяренный, как крестьянин, заставший на своем клеверном поле стадо муфлонов, следит за мной; ему никак не удается справиться со своими тиками.
– Мне сразу не понравилась ваша морда, – говорит он. – Я догадывался, что вы подозрительная личность – Надо бы вызвать полицию.
Я размышляю так быстро, как только позволяют мои потрясенные мозги.
Не он ли предатель? Может, он отмолотил меня, потому что знал, что я полицейский, и увидел в данной ситуации возможность продемонстрировать свою невиновность, навешав мне тумаков? Или он все-таки действительно чувствует негодование человека, заставшего постороннего в своей комнате?
Озабоченный, я иду к нему.
– Слушайте, старина, прежде чем начинать военные действия, выполняют обычные формальности!
– Чего?!
– Я говорю, что, прежде чем бить меня по морде и оскорблять, могли бы задать мне несколько элементарных вопросов, я бы на них ответил, и недоразумение бы рассеялось...
Его тики становятся сильнее. Теперь его физия дергается каждые две секунды, как будто его заперли в бочку с лягушками. Пользуясь его растерянностью, я продолжаю:
– Если это ваша комната, простите, потому что человеку свойственно ошибаться. Дюрэтр попросил меня найти лекарство для профессора, которое лежит в его чемодане.