Секрет Златовласки
Шрифт:
Кровать…
Ванесса устало повернулась к винтовой лестнице, о которой, описывая квартиру, упоминал Дэйн, и потащилась наверх. Она не могла припомнить, чтобы когда-либо чувствовала такую безнадежно убийственную усталость. Тряхнув головой, она попыталась сбросить с себя миазмы усталости, мешавшие ей думать.
Первая комната наверху оказалась ванной, и когда она зажгла свет и увидела свое отражение в зеркале, то содрогнулась. Ее вид был даже хуже, чем самочувствие. На бескровной коже малиновое платье выглядело кричаще безвкусным и показным, а на груди были заметны несколько бледных красноватых пятен от поцелуев Бенедикта. Так вот что увидели родители Бенедикта! Эту… бесстыдную
Внезапно Ванесса остро ощутила на своей коже запах – запах Бенедикта. С лихорадочной поспешностью она сорвала с себя жалкое платье и непристойное нижнее белье.
Горячий душ сделал свое дело, исцелив ее ноющее тело и очистив его от интимных следов страсти, хотя ничто не смогло смыть красноватые пятна на ее груди, животе и бедрах. Бьющие по лицу струи воды смешивались со слезами, когда она стала спрашивать себя, что потеряла из-за своей трусости. Пусть Бенедикт не встал на защиту ее чести, но ведь и она не сделала попытки вступиться за него. Что, если он тоже один и теперь так же страдает?..
Оттолкнув от себя эту тягостную мысль, Ванесса растерлась толстым белым полотенцем, взяв его с сушки, и протерла влажные от пара волосы, а потом апатично уронила полотенце на пол с необычной для нее неряшливостью и зашлепала босыми ногами в единственную комнату в мансарде.
При тусклом лунном свете, падающем из окна, ей были видны неясные очертания кровати, стоящей у стены напротив, но она, не обратив на нее внимания, подошла к окну, привлеченная меланхолической панорамой спящего города. За кварталами центрального делового района открывался вид на гавань Вайтемата с лунной дорожкой на водной глади. Это было так близко Ванессе, что на мгновение она погрузилась в свое печальное и прекрасное одиночество.
Она включила торшер, который чуть не опрокинула, когда подходила к окну, и открыла задвижку на оконной раме, потом широко распахнула его, вдыхая холодный воздух со слабым металлическим привкусом и наслаждаясь его прохладным прикосновением к обнаженной коже. Теперь ей нужно научиться ценить малые радости жизни, раз с большими ей так не повезло.
Она повернулась с задумчивой полупрезрительной усмешкой на губах и застыла.
На большой широкой двуспальной кровати кто-то лежал.
В лучах света, падающего на пол от торшера позади нее, было видно, что это мужчина. Он лежал ничком, широко раскинув в стороны руки, уткнувшись лицом в одну из четырех огромных подушек, разложенных в ряд у изголовья кровати.
Ванесса закрыла глаза и резко тряхнула головой, в полной уверенности, что это галлюцинация от усталости.
Потом посмотрела снова, нерешительно приблизилась, все еще боясь поверить своим распухшим от слез глазам.
Незнакомец лежал на белых шелковых простынях, небрежно сдвинутых ниже бедер, его длинная обнаженная спина была худощавой и мускулистой и слегка поблескивала в тусклом свете, как гладкий атлас цвета загара; мускулы слегка перекатывались от медленного, чувственного дыхания. Под мышкой отброшенной в сторону руки был виден густой пучок шелковистых черных волос, а над краем простыни – упругие холмики его ягодиц.
Ванесса задохнулась от горького возмущения. Как он смеет?
Она начала наклоняться, и внезапно каждый мускул на этой длинной обнаженной мужской спине напрягся, мужчина перевернулся, и она увидела перед собой пару далеко не сонных серьезных голубых глаз.
– Хелло, Златовласка. Почему так задержалась?
Ее поразило теплое желание, прозвучавшее в этом мягком, капризном ворчании.
– Ч-что ты здесь делаешь?.. Как ты сюда попал?
Он покачал головой, лежа на подушке.
– Эх, ты, недоверчивая душа, – пробормотал он с такой пронзительной нежностью, что она ослабела и колени у нее подогнулись. Бенедикт приподнялся на локте, подхватил ее за руку и усадил на край постели. В полном шоке она забыла о своей наготе, а он, с тактом джентльмена, сделал вид, что не заметил ее. – Где же мне еще быть, как не здесь – с женщиной, которую я люблю? – тихо спросил он.
Это был сон, сон, сбывшийся наяву.
– Это спальня Дэйна…
– Э, нет. – Уголок его рта скривился в усмешке. – У моего друга гораздо лучше развит инстинкт самосохранения. Это моя квартира, Несси. Именно сюда ты неизбежно должна была попасть – в мою спальню, в мою постель… в мою жизнь.
Это было последней каплей. Она задрожала, смахнула рукой со лба влажные волосы, не сознавая, что ее нагое тело выдает ее радость, в которой она еще не осмелилась себе признаться.
– Но… ты не можешь быть здесь…
Бенедикт поцеловал сильную гибкую кисть ее руки и, не сводя с нее глаз, положил себе на грудь, и она не могла не заметить, что у него такие же красноватые отметины, как и у нее. Он прижал ее руку к своему неровно бьющемуся сердцу.
– Разве это похоже на галлюцинацию? Дэйн позвонил мне со своего радиотелефона с первой же заправки, куда он заезжал. Я заставил его пообещать привезти тебя сюда, но тянуть как можно дольше, чтобы я смог добраться раньше. Слава Богу, пилот, который доставил твое платье, оказался непьющим; он был среди приглашенных, и я просто схватил его и предложил сумму, от которой он не смог отказаться. Я даже не дал ему заехать переодеться по пути в аэропорт и впервые летел на самолете, где за штурвалом была гигантская летучая мышь.
Ванесса невольно чуть не захихикала. Но тут же все вспомнила, и лицо ее застыло в безжизненной гримасе.
– Ч-что сказали твои родители?
Он поднялся и сел, улыбка сползла с его лица, когда он, тщательно подбирая слова, сказал:
– Ванесса, это мои родители. Иногда они могут мне очень не нравиться, но тем не менее всегда останутся моими родителями. Если ты станешь частью моей жизни, они тоже станут частью твоей; нам обоим нужно научиться как-то общаться с ними. Но сегодня вечером я должен был позволить им дать выход своим чувствам, прежде чем получил какую-то надежду заставить их выслушать меня. По горькому опыту я знаю, что попытки спорить с ними пункт за пунктом лишь дадут им возможность овладеть ситуацией. Так что они изложили все свои неверные представления, а потом я их поправил. Я сказал им, что люблю тебя. Что если поставить меня перед выбором между ними и тобой, победишь всегда ты. Возможно, после нашей женитьбы они пару лет не будут с нами разговаривать – вообще-то, если повезет, то больше, чем пару лет, – но я их единственный сын и не думаю, что они пойдут на риск и порвут со мной окончательно…
Глаза Ванессы потемнели от мучительного желания. Он говорит о постоянном… о том, что любит ее. О женитьбе… как будто все уже решено.
– То, что они говорили… Когда ты велел мне помолчать и дал мне уйти вот так, я подумала…
– Лейси я тоже приказал уйти, – вяло прервал Бенедикт. – Мне нужно было кое-что сказать им наедине, так сказать, свести счеты, и установить нечто вроде правил на будущее. Больше они никогда не будут так говорить с тобой или о тебе. – Он вздохнул. – Мне, наверное, нужно было подумать, что при любом упоминании фатального слова «скандал» ты очень испугаешься. Извинить меня может только то, что я пребывал в эйфории, когда ты так доверилась мне, что упомянула о любви. Мне в голову не пришло, что сразу же после этого ты опять перестанешь мне доверять…