Секретная история вампиров
Шрифт:
— В этом городе чертовски хорошо отлажены каналы передачи информации, — заметил Одноглазый.
— Хвастун! Чем скорее мы начнем свой крестовый поход, тем лучше. Вы свободны, джентльмены.
Одноглазый шагнул к двери тюремного блока, а Лысый немного помедлил.
— Я не считаю, что что-то вам должен после такого трюка, — сказал он Рузвельту. Потом понизил голос почти до шепота: — Но будьте с ним осторожны, сэр. — Он даже не пытался скрыть легкую дрожь. — Сэр, я далеко не ребенок. Я никогда ничего и никого не
В четверг вечером Рузвельт пришел в неопрятную комнатушку в Бувери, положил шляпу и трость на кресло и приготовился ждать. На тот случай, если его приглашение не дошло до Громилы Д. или тот предпочтет не высовываться, он принес с собой книгу и к полуночи уже был уверен, что ему придется читать до самого рассвета.
Но в половине третьего в дверь постучали.
— Войдите! — крикнул Рузвельт, не поднимаясь с неоднократно отремонтированного стула.
Он закрыл книгу и положил ее на стол, где стояла единственная во всей комнате лампа.
Дверь отворилась, и вошел высокий и тощий как скелет человек. Его черные волосы, казалось, не знали ни щетки, ни расчески, а на чрезвычайно бледном лице блестели пронзительно-голубые глаза. Сшитый на заказ костюм на нем явно знавал лучшие времена.
— Я слышал, вы хотели со мной поговорить, — произнес он, отчетливо проговаривая каждое слово.
— Если только вас зовут Громилой Д., — ответил Рузвельт.
По лицу человека скользнула мимолетная усмешка, едва заметная взгляду.
— Я именно тот, кого вы ищете. Но мое имя не Громила Д.
— Вот как?
— Меня так называют, поскольку люди малообразованны, чтобы выговорить мое настоящее имя. Но у вас, мистер Рузвельт, с ним не будет никаких затруднений.
— Я не давал моим… э-э-э… представителям полномочий раскрывать мою личность.
— Они и не раскрывали, — последовал ответ. — Но вы известный и узнаваемый человек, сэр. Я прочел несколько ваших книг и видел ваши фотографии в газетах.
— Но вы все еще имеете передо мной преимущество, — посетовал Рузвельт. — Если вас зовут не Громила Д….
— Можете называть меня Демосфен.
— Как древнего грека?
— Совершенно верно, — подтвердил Демосфен.
— Греки — нация темноволосая, — заметил Рузвельт, — но вы не похожи на жителя средиземноморского побережья.
— Мне и раньше об этом говорили.
— Хотя волосы вполне похожи.
— Мы и дальше будем обсуждать мою внешность или перейдем к вашему предложению? — спросил Демосфен.
— Обязательно перейдем к моему предложению, — сказал Рузвельт и показал на стул. — Прошу вас, присаживайтесь.
— Я предпочитаю стоять.
— Как пожелаете. Но должен сказать, ваш рост не производит на меня впечатления.
Демосфен улыбнулся и сел на стул.
— Вы мне уже нравитесь, мистер Рузвельт. По вашим книгам я понял, что так оно и будет. Вам так нравится убивать животных, которые стремятся только лишь убежать.
— Я охотник и спортсмен, а не убийца, — решительно ответил Рузвельт. — Я никогда не стрелял в животных, если у них не было шанса убежать.
— Как неэффективно! — заметил Демосфен и, слегка склонив голову, бросил взгляд на книгу Рузвельта. — Джейн Остин? А я-то думал, что вы выше комедии положений, мистер Рузвельт.
— Ей присуща исключительно изящная выразительность, которой, как мне кажется, вам недостает.
— Ее выразительность не ускользнула от моего внимания. — Мелькнула еще одна холодная улыбка. — А мне просто недостает хороших манер.
— Я это заметил. Теперь мы можем перейти к делу?
— Конечно, — согласился Демосфен. — Каких именно преступников вы ищете?
— Что дало вам повод считать, будто я ищу преступников? — спросил Рузвельт.
— Не будьте наивным, мистер Рузвельт, — сказал Демосфен. — Я свободно общаюсь со многими представителями уголовного мира. Вчера два бандита разнесли весть о том, что вы хотите со мной встретиться. Какое еще объяснение можете вы предложить для этой экстравагантной шарады?
— Хорошо, — кивнул Рузвельт. — На сегодняшний день семьдесят процентов нарушителей закона на Манхэттене контролируются тремя людьми. Это Уильям О'Брайен, Антонио Паскаль и Израэль Цукерман. Мои люди до сих пор не в состоянии их выследить. Мне сказали, что вы имеете к ним доступ и можете справляться с самыми опасными ситуациями. В случае, если вы доставите их в мой кабинет, город Нью-Йорк заплатит вам награду в тысячу долларов за каждого.
— И вы полагаете, что после этого преступления на Манхэттене прекратятся? — насмешливо спросил Демосфен.
— Нет. Но надо же с чего-то начинать, а я предпочитаю начинать с верхушки. Каждый из них ради снисхождения в суде выдаст десятки и десятки других. — Рузвельт помолчал, разглядывая высокого человека. — Вы можете это сделать.
— Конечно.
— И сделаете?
— Да.
— Я требую соблюдения полной конфиденциальности нашего соглашения, — добавил Рузвельт. — Стоит вам сказать хоть слово кому-то постороннему, и я буду считать себя свободным от всех обязательств.
— Я никому ничего не стану говорить, — заверил его Демосфен. — Однако приятно сознавать, что даже знаменитый Теодор Рузвельт ради своих целей идет на нарушение закона.
— Только ради обезвреживания самых крупных преступников. Я не обсуждаю вашу мораль и методы действий и буду благодарен, если вы не станете обсуждать мои качества.
— О'Брайен, Паскаль, Цукерман, — повторил фамилии Демосфен. — Готовьте ваши денежки, мистер Рузвельт.
— Я каждый день буду в своем кабинете.