Секретная история вампиров
Шрифт:
Они слизывали и высасывали кровь, лакали и глотали, но все же большая часть алой влаги лилась впустую. Дьявол свалился наземь, и тут же вампиры вцепились ему в руки, ноги и горло. Все раны кровоточили чрезвычайно сильно, что показалось Антонию необычным — словно в слюне вампиров содержалось вещество, препятствующее свертыванию крови.
В родном городе Кома, да и в Александрии то же — втени от стены библиотеки, — Антонию приходилось видеть голодных собак, дерущихся из-за кости. Но развернувшееся нынче перед его глазами действо было совсем иным. Даже изголодавшиеся собаки сохраняли к сородичам некое
Дерущиеся очутились у кромки обрыва. Сначала сорвался один вампир, затем — другой. Остались двое, и драка сделалась гораздо менее хаотичной и более сосредоточенной.
Два оставшихся вампира сражались изо всех сил, а дьяволова кровь все сочилась из ран.
Ошеломленный Антоний не сводил глаз с поля боя.
Наконец один вампир упал и больше не встал — он не умер, но все конечности у него были растерзаны, к тому же он, вероятно, потерял сознание. Победитель, которому тоже изрядно досталось, поспешил высосать оставшуюся кровь из последних иссякающих ручейков, сочащихся из дьяволовых ран, а также вылакать несколько лужиц, собравшихся в выемках скалы. Угощение показалось Антонию весьма скудным.
Закончив трапезу, вампир осторожно уселся, поддерживаясь покрытыми ранами, искалеченными руками, и взглянул на Антония. Глаза его, не лишенные разума, горели ярким и диким огнем.
— Ты не можешь позволить себе стоять парализованным страхом, друг мой, — изрек вампир. — Ведь ныне ты один из нас.
— Ведь это ты укусил меня, так? — спросил Антоний.
— Какое это имеет значение? — вопросом на вопрос ответил вампир, жадно облизываясь в поисках последней капли алой влаги. — Дело сделано. Пойдем с нами — наш путь лежит в Александрию.
— С вами? — переспросил Антоний. — Думаю, отныне быть тебе одному — и поделом, ведь ты так подло обошелся со своими друзьями.
— Они поправятся, — заверил его вампир. — Их будет томить жажда, но кости срастутся, а раны заживут. Никакая вражда по отношению ко мне терзать их не станет. Знают они, что наша сила — в численности, хотя в схватке за одинокую жертву может быть лишь один победитель. В Александрии все будет иначе. Города — наша вотчина… Ежели ты останешься тут один, то в конечном счете живые люди тебя поймают. А изловив, они обезглавят тебя и сожгут. После этого уже не возродиться. Так что лучше пойдем с нами. Тебе есть чему поучиться.
— Теперь в тебе кровь дьявола, — сказал Антоний. — Мне кажется, она придала тебе сил, но все равно ядовита.
— Если бы твои слова были правдой, — отвечал вампир, — то для меня, проклятого давным-давно, была бы некая разница. Но кровь философа знакома мне на вкус. И судя по всему, я отведал эпикурейца — а он ядовит менее всех прочих.
— Хоть с виду он был эпикурейцем, — возразил Антоний, — на самом деле — дьявол. А всего лишь около часа назад он был облаком прозрачной тьмы.
— В пустыне полно джиннов, — сообщил вампир. — В их жилах не течет кровь, но зато они могут сыграть с тобой шутку. С жаждой все проще. Если он поднимется вновь, то станет одним из нас. Но они не всегда встают. Мне повезло, и тебе тоже. И ему, хотя, когда он очнется, так ему не покажется. — Существо мотнуло головой в сторону бывшего соратника и противника, все еще лежащего без сознания.
— Ты не можешь причинить мне вред, чудище, — твердо сказал Антоний.
— Еще как могу, — отвечал вампир. — Но какая мне с того польза? К тому же тебя немало накажет жажда, коль скоро ты собираешься продолжать упорствовать. Мы зовем тебя с нами. Не хочешь — дело твое.
— Я буду молить Господа о спасении, — дерзко отвечал Антоний. — Я стану гордо переносить жажду, благодарный за то, что меня пытались соблазнить, но не преуспели в этом, и я выстоял. Я буду до смерти охранять свою бессмертную душу, которую затем вверю в любящие руки моего спасителя Господа. Дьяволу не удалось сбить меня с пути истинного, и тебе не удастся.
Вздрагивая от боли в позвоночнике и всех членах, вампир поднялся на ноги. Склонился над телом дьявола, затем опустился на колени подле него.
— Может, он очнется, — пренебрежительно бросило чудовище. — Правда, я в этом сомневаюсь. Уж очень ему досталось. Говорят, вампира можно прикончить, обезглавив и предав тело огню, но это лишь суеверные страшилки. Не утруждай себя приглашением в развалины твердыни — до наступления следующей ночи я устроюсь в тени под прикрытием утеса. Уверен, что не хочешь вместе с нами отправиться в Александрию? Конечно же, они в итоге примутся охотиться за нами, и придется податься куда-нибудь еще, но тем временем у нас будет предостаточно крови. Ведь город — наша естественная среда обитания.
Собравшись с силами и мыслями, Антоний встал напротив вампира, глядя на распростертое тело убитого, добровольно выбравшего смерть. Отшельнику пришлось согласиться — невозможно поверить в то, что труп очнется к жизни, но дьявол ведь мастер обмана. Он резко повернулся и пошел прочь по направлению к крепости. Конечно же, Антоний знал, что вампир смотрит ему вслед, но не обернулся.
«Плоть отвлекает от праведного пути и сеет смуту, — сказал отшельник себе, ясно формулируя мысль. — Умерщвление плоти — дело другое. Дух способен воспарить над любыми позывами тела. Молитва укрепит меня вне зависимости от того, сколько лет мне суждено терпеть мучения. Я сделаю так, как хочет Господь, пусть даже мне суждено дожить до ста лет».
История гласит, что Антоний прожил до ста пяти. Но он знал, какой лживой способна стать история, когда к ней прикладывают руку летописцы, посему перестал считать годы задолго до смерти. Когда же его официально признали святым, Антоний смог вознестись на небо и оттуда взирать на землю, а потому с интересом наблюдал за тем, как его закадычный враг дьявол вновь попытал счастья в Гейдельберге тринадцатью столетиями позже. Результат был несколько иной.
После этого города во всем мире резко пошли в рост, а вампиры принялись множиться. Антоний прикидывал, скоро ли всему придет конец и не пора ли попробовать создать мир где-нибудь еще в обширной и многогранной Вселенной, но в намерения Бога он посвящен не был.