Секретная миссия Пиковой дамы
Шрифт:
— Но-но, — предупредила я. — Это мои вещи, и они нужны мне самой.
— Куда же она подевалась? — удивленно спросил знакомый голос Антуана-убийцы у меня над головой.
Жестом велев собачонке молчать, я проворно сгребла свои сумки, отпрыгнула к стене и со всей возможной прытью захромала по дорожке под балконами прочь от своей тюрьмы номер сорок восемь.
Почему-то я не сомневалась, что за мной будет погоня, и неслась по обледенелым дорожкам микрорайона, как конькобежец, намеренный побить мировой рекорд. С той разницей, что у меня не было коньков и рифленые подошвы ботинок на поворотах скрежетали и выбивали из мерзлоты
С перепугу я совсем забыла о том, что намерена была вызвать такси, и, наверное, так и бежала бы по ночному городу на своих двоих до самого дома, если бы не произошло чуда. Позади меня из снежного смерча неожиданно вынырнул трамвай и не промчался мимо, а приветливо потрезвонил и остановился на середине перегона между остановками. Дверцы раскрылись, и я, не веря своему счастью, влезла в вагон.
— Спасибо вам огромное! — с признательностью сказала я кондукторше, когда она подошла ко мне получить плату за проезд.
В кошельке были только полтинники, и я с легким сердцем протянула тетке в фирменной жилетке «Горэлектротранса» дежурную синюю купюру.
— Вот, возьмите, пожалуйста! Сдачи не надо!
Такси обошлось бы мне втрое дороже.
— Будешь кататься на все? — хохотнув, кондукторша вручила мне билетик и вернула всю сдачу. — Пересядь на другую сторону, там меньше дует! В депо едем, ты в курсе?
— Мне по пути, — благодарно кивнув славной тетке, я пересела подальше от дверей.
Пережив сильное потрясение, теперь я расслабилась и сидела, блаженно улыбаясь. Надо же, бывают еще на свете добрые люди! Жаль, не так много их, как хотелось бы. А вот злых, жадных и вообще нехороших многовато развелось…
Подумав так, я невольно вспомнила о нехорошем человеке Антуане, который совершенно неожиданно появился рядом с Натальей и напугал меня настолько, что я помчалась прочь как трепетная лань. Но чего, собственно говоря, я трепещу?
Я попыталась привести в порядок свои мысли, но они метались в голове, как ополоумевшие кошки, и в данный момент у меня не было сил внутренне рявкнуть: «Молчать! Всем по местам!» Ладно, приду домой, успокоюсь и обдумаю все толком, никуда не спеша.
Поспешающий в теплое стойло трамвай раскачивался и кренился на поворотах, меня укачало, я даже задремала, но в какой-то момент очень удачно приложилась головой к ледяному стеклу окна и проснулась точно вовремя. Вагон как раз подкатил к моей остановке.
Я вышла в ночь и сразу же об этом пожалела. Погода продолжала безобразничать: выл ветер, над пешеходным переходом опасно наклонился здоровенный рекламный щит фирмы, производящей металлопластиковые окна. Плакат размером полтора на два метра изображал абсолютно голую девицу, стыдливо прикрывающую ладошками то место, которое библейская Ева маскировала фиговым листочком. Над фото застенчивой нудистки был прописан рекламный слоган: «Открой свое любимое окно!» Я немного опешила: что, собственно, имелось в виду под окном? Лично у меня эта картинка ассоциировалась скорее с гинекологией, чем со строительством!
Однако упоминание об окне заставило меня вспомнить, что пролегавший через «сквознячок» короткий путь от трамвайной остановки к моему дому с недавних пор наглухо перекрыт металлической дверью с кодовым замком. Я тихо выругалась и с неудовольствием посмотрела на свои сумки. Приходилось признать, что для предстоящего марш-броска в условиях
Скрюченная и скукоженная, похожая на пьяную курицу, на бегу прячущую голову под крыло, я чувствительно врубилась в припорошенный снегом столбик и раздавила на обочине тропинки снеговичка.
— Так дело не пойдет, — сказала я сама себе, останавливаясь в относительно тихом закоулке вблизи помойки.
Первым делом я разгрузила пакет с покупками, сделанными в «Штучке», при этом освободив себе руки и одновременно утеплившись: хлопчатобумажные трусы с похожим на мишень кружком я надела себе на голову, натянув их низко на лоб и упрятав под резинку хлеставшие по лицу мокрые волосы. А уже к трикотажному полотну этого оригинального головного убора я фосфоресцирующими прищепками из детского прогулочного набора надежно прикрепила капюшон шубки.
Светящийся медальон-отражатель я повесила себе на шею, в опустевший пакет положила сумку со всем содержимым, дважды завернула край и сунула сверток под мышку. Правда, это оказалось неудобно, и я переложила куль на левую руку, как спеленутого младенца.
Теперь голова моя не мерзла и правая рука освободилась, так что я могла балансировать на ходу, однако не могу сказать, что идти стало намного легче. Ветер некстати сменился, сделался встречным, и мне приходилось щуриться. Лицо замерзло, и кожа на нем натянулась, как на барабане. Впрочем, мне бы до дома добежать, а там я разморожусь!
На ходу дожевывая бутерброд с сосиской, Петя Мобиль выдвинулся из ворот, прикрыл за собой прорезанную в металле дверцу и закрыл ее на ключ. Проглотил сосисочно-булочную жвачку, натянул до самых глаз вязаную шапку и огляделся по сторонам.
Видимость в условиях разгулявшейся снежной бури была плохой. В пяти шагах от себя Петя уже не мог рассмотреть ничего и потому невысоко оценил свои шансы толком разглядеть экипировку и половую принадлежность редких пешеходов. Петю интересовали исключительно бабы в цветных шубах. Ту зловредную тетку, которая исподтишка сфотографировала хоронящегося от чужих взглядов Петиного босса, он уже видел во сне, но наяву подлая баба не попалась ему ни разу. Как сквозь землю провалилась!
— Если долго мучиться, что-нибудь получится! — процитировал Петя в утешение самому себе.
Он шел, пригнувшись под ветром, но не забывая посматривать по сторонам — не шмыгнет ли мимо какая-никакая пестрая шкура? Удержавшись от того, чтобы рухнуть на спину прошуршавшей мимо трехцветной кошке, Петя проследовал на свой наблюдательный пост. В качестве такового вот уже три ненастных вечера подряд использовался старый «Москвич-406», стоящий на вечном приколе у подъезда одного из домов. Автомобильный антиквариат хорошо сохранился, все стекла в маленьких окошках были целы, а дверцы достаточно плотно закрывались, чтобы укрыть находящегося внутри Петю от снегопада и порывов холодного ветра. За это Перпетуум Васильевич испытывал к «Москвичу-406» нечто вроде благодарности и даже начал воспринимать машину как одушевленное существо.