Секретные архивы ВЧК-ОГПУ
Шрифт:
«Глубокоуважаемый товарищ!
Мне было поручено еще в 1924 году заняться собиранием материалов для биографии Ильича. Во исполнение этого поручения я пересмотрела имеющиеся в архиве бывшего Департамента полиции документы, касающиеся происхождения нашего деда — отца матери Александра Дмитриевича Бланка.
Для Вас, вероятно, не секрет, что дед происходил из бедной еврейской семьи, был, как говорится в его документе о крещении, сыном житомирского мещанина Мошки Бланка. Этот факт, имеющий важное значение для научной биографии Владимира Ильича и для исследования его мозга, был признан тогда неудобным для разглашения. В Институте
Но в последние годы я, слыша, что антисемитизм у нас проявляется все сильнее, даже среди коммунистов, прихожу к убеждению, что вряд ли правильно скрывать от масс этот факт, который может сослужить большую службу в борьбе с антисемитизмом. Мне думается, что так же взглянул бы на это и Владимир Ильич. У нас ведь не может быть никакой причины скрывать этот факт, а он является лишним подтверждением данных об исключительных способностях семитического племени, что разделялось всегда Ильичом, и о выгоде для потомства смешения племен. Ильич всегда высоко ставил евреев.
В прошлом году я изложила свое мнение насчет опубликования этих материалов заведующему Истпартом тов. Ольминскому, и он согласился со мной. Прошу, глубокоуважаемый товарищ, Вашего ответа на этот мой вопрос.
С глубоким коммунистическим приветом! А. Елизарова-Ульянова».
Два года Анна Ильинична ждала реакции на это письмо, но «глубокоуважаемый товарищ» ответ ей не прислал, а на словах передал, что «в данное время это не момент», и распорядился «молчать об этом деле абсолютно».
Но Анна Ильинична не успокоилась и послала Сталину второе письмо, в котором был и проект ее статьи на тему о происхождении деда Ленина.
«Посылая Вам проект моей статьи, я надеюсь, что момент для ее опубликования настал, — писала она, — тем более что проявления антисемитизма в массах усилились и бороться с этим безобразным явлением надо всеми имеющимися средствами.
Не говоря уже о том, что давно отмечена большая одаренность еврейской нации и чрезвычайно благотворное влияние ее крови при смешанных браках на потомство. Сам Ильич высоко ценил ее революционность, ее “цепкость” в борьбе, как он выражался, противопоставляя ее более вялому и расхлябанному русскому характеру. Он указывал не раз, что большая организованность и крепость революционных организаций юга и запада зависит как раз от того, что 50 % их составляют представители этой национальности.
В личности Ильича получилось смешение нескольких национальностей: кроме еврейской, еще немецкой (со стороны бабушки по матери) и, вероятно, татарской со стороны отца. Об этом говорит тип лица и обилие этой народности в Астрахани, в месте родины отца Ильича.
Я прошу Вас еще раз обсудить вопрос о публикации и сообщить мне о Вашем решении».
Говоря о татарском типе лица и обилии этой народности в Астрахани, Анна Ильинична, если так можно выразиться, попала не в «десятку», а в «девятку», то есть совсем рядом. На самом деле уже после ее кончины в одном астраханском архиве нашелся документ, позволяющий сделать практически бесспорное предположение, что бабушкой Ильи Николаевича была калмычка Клавдия Смирнова. Отсюда и тип лица, и многое, многое другое...
Что касается решения о публикации, то оно было однозначным: не публиковать!
ВАГОН, РЕШИВШИЙ СУДЬБУ РОССИИ
Но
Сказано—сделано... Все знали, что партия экстремистов— это партия большевиков. А большевики — это Ленин. Значит, надо искать подходы к Ленину.
А что же Ленин? Ленин метался, как затравленный зверь, и рвался в Россию. Но как туда пробраться? Он прекрасно понимал, что проехать через Англию или Францию, союзниц России в войне против Германии, невозможно: там хорошо знают о его пораженческой политике. Арестуют и по законам военного времени поставят к стенке. По морю — перехватят те же англичане, по воздуху — где взять аэроплан и кто его поведет.
—Так что же делать?! Как быть?! Нельзя же без конца сидеть в этой швейцарской клетке, — растолкал он ночью Надежду Константиновну. — Мы должны во что бы то ни стало ехать, хотя бы через ад!
— Через ад так через ад, — сонно согласилась она. — Но только как и на чем?
Выручил, как это ни странно, лидер меньшевиков Юлий Мартов (Цедербаум). На одном из совещаний он предложил невероятно дерзкий, но в то же время вполне реальный план легального проезда русских эмигрантов через воюющую Германию в порядке их обмена на германских пленных, находящихся в России. Этот план так сильно понравился Ленину, что он тут принялся за его разработку. Первое, что он сделал, напечатал в газетах впоследствии ставший историческим призыв, рассчитанный не столько на русских революционеров, сколько на германский Генеральный штаб: «Мы должны ехать, хотя бы через ад!»
В Берлине все прекрасно поняли. В тот же день германский посол в Берне фон Ромберг получил зашифрованную телеграмму: «Специальный поезд с эмигрантами получит военное сопровождение. Передача произойдет на пограничной станции Готмадинген или Линдау. Немедленно вышлите информацию о дате отправления и список отъезжающих».
Получив такой недвусмысленный карт-бланш, фон Ромберг начал искать подходы непосредственно к Ленину, но тот, боясь себя скомпрометировать прямыми контактами с немцами, на встречу с представителем воюющей с Россией державы не шел.
А из Берлина нажимали! Телеграммы летели одна за другой, и их содержание становилось все категоричнее: «Желательно, чтобы проезд русских революционеров через Германию состоялся как можно скорее, так как Антанта уже начала работу против этого шага в Швейцарии. Поэтому рекомендуем действовать с максимально возможной скоростью».
Но выйти на Ленина фон Ромбергу никак не удавалось. И вдруг ему доложили, что в посольство явился швейцарский социалист Фриц Плагген и просит его принять по неотложному вопросу.