Секретные архивы ВЧК-ОГПУ
Шрифт:
Нам бы таких людей, да побольше, тогда Германия действительно стала бы владычицей мира. Но где их взять? — вздохнул он и спрятал досье Платтена в сейф.
У Ромберга были свои заботы, а у Платтена — свои. Он метался по городу и искал, у кого бы занять денег на железнодорожные билеты. Партийная касса была пуста, попытки Ленина найти пару тысяч франков результатов не дали. И все же Платтен сумел занять три тысячи франков! На эти деньги он купил билеты в вагон 3-го класса и съестных припасов из расчета на десять дней. По большому счету, Платтену повезло, так как вместо 60 человек,
И вот наступило утро 9 апреля 1917 года. Ромберг свое слово сдержал: в печати об отъезде группы политэмигрантов не было ни слова. Но каким-то странным образом об отъезде Ленина и его сторонников узнала вся русская эмиграция, поэтому на вокзале было самое настоящее столпотворение. Одни пришли с цветами и пели революционные песни. Другие, не скрывая слез, рыдали, будто провожали друзей на верную смерть. Третьи, размахивая палками и грозя кулаками, обзывали отъезжающих изменниками, предателями и врагами России, они колотили по вагону и были готовы выбить стекла.
Наконец, поезд тронулся, и все пассажиры облегченно вздохнули. Лишь один Платген был по-прежнему озабочен и хмуро просматривал какие-то бумаги. Одна из них была крайне неприятна, в ней подтверждалось, что Временное правительство будет относиться к лицам, проезжающим через Германию, как к государственным преступникам и изменникам Родины.
«Если посмотреть правде в глаза, — тягостно размышлял Платтен,—то я везу этих людей прямо в раскрытую пасть тигра. Ну, перетащу я их через три границы, но в России-то, в России они будут совершенно беззащитны: каждого из них могут арестовать по доносу обыкновенного дворника. Вся надежда на то, что в Петрограде найдутся товарищи, которые о них позаботятся, и до поры до времени спрячут в надежном месте».
Когда пересекали швейцарско-германскую границу, Платтен предупредил, что выходить из вагона никому нельзя. А когда нагрянули таможенники, произошел забавный конфуз. Брезгливо копаясь в узлах, подушках и одеялах, которые революционеры везли с собой, таможенники торжествующе выуживали оттуда плитки шоколада, конфеты, мармелад и другие сладости. На робкие протесты они не обращали внимания и, злорадно ухмыляясь, еще и поучали:
— Швейцарские подушки, равно как одеяла, простыни и наволочки, ладно уж, везите, не разоримся. А вот шоколад нельзя! По нашим законам шоколад, конфеты и мармелад—стратегическое сырье, такое же, как, скажем, порох, свинец или бензин. По большому счету, мы должны вас оштрафовать, а то и задержать.
Но на первый раз, так уж и быть, акт составлять не будем и ограничимся конфискацией незадекларированного товара.
И вот, наконец, Германия. В пограничном городке Готмадингене под парами стоял на первый взгляд обычный, но на самом деле без всякого преувеличения поезд особого назначения. Политэмигрантов разместили в вагоне типа «микст», проще говоря, он был наполовину жестким, наполовину мягким. В соответствии с договоренностью три двери были закрыты на ключ. Никаких пломб на них не было. Четвертая была не заперта, но выходить на остановках никто
За этим следили два немецких офицера, которые сопровождали эмигрантов. Один из них, ротмистр фон Планиц, говорил по-русски, но, когда он вышел из купе, чтобы пообщаться с кем-нибудь из пассажиров, на его пути вырос непреклонный Платтен. Он достал из кармана кусок мела, провел на полу жирную черту и, холодно сверкая глазами, заявил:
— Считайте эту линию не меловой, а государственной границей между Германией и Россией. Вздумаете нарушить, будете иметь дело со мной!
Дисциплинированные немецкие офицеры понимающе кивнули и попыток нарушить границу больше не предпринимали.
И вот, наконец, долгожданный Засниц! Здесь путешественникам предстояло пересесть на шведский паром «Королева Виктория». Как только паром отвалил от пирса, начался сильный шторм. Пароход бросало, как щепку, палубу заливало водой, пассажиров так укачало, что из кают они не выходили. И только Ленин, Радек и Зиновьев как ни в чем не бывало прогуливались по верхней палубе и рассказывали анекдоты.
Когда шторм утих, измученные качкой люди высыпали на палубу и стали забавляться игрой с крикливо-наглыми чайками, подбрасывая вверх кусочки хлеба. Чайки с необычайной ловкостью ухитрялись ловить хлеб на лету. Дальнейшее плавание проходило без каких-либо осложнений. Без приключений добрались и до
Стокгольма. А вот в столице Швеции наши путешественники застряли. Впереди был самый сложный участок—русско-шведская граница, которую охраняли англичане. Своего отношения к русским политэмигрантам они не скрывали и запросто могли сдать всех до единого контрразведке Временного правительства.
Начались долгие и нудные переговоры. Чуть ли не круглые сутки Платтен мотался по высоким кабинетам, одних чиновников он увещевал, другим угрожал, третьим намекал на возможное вознаграждение. И Платтен своего добился! Англичане пообещали сделать вид, что русских нарушителей границы как бы не заметят.
Но чтобы попасть в принадлежавший России финский город Торнео, надо было преодолеть замерзший залив. Как это сделать? Ведь это чертовски опасное предприятие, рыбаки предупреждали, что чем дальше от берега, тем чаще встречаются полыньи. И снова за дело взялся Платтен. Одному ему ведомыми путями он раздобыл полтора десятка саней, запряженных мохнатыми лошадками. Чтобы уменьшить риск, он разместил людей в санях по двое и строго-настрого приказал соблюдать дистанцию не менее десяти—пятнадцати метров. Сам Платтен сидел в передних санях, он был впередсмотрящим и прокладывал безопасный путь всему каравану.
Когда добрались до берега и под ногами ощутили не зыбкий лед, а твердую землю, все бросились обнимать Платтена.
— Вы даже не представляете,.что сделали для всех нас и, конечно же, для России, — тряс его здоровую руку Ленин. — Если бы не вы, мы до сих пор торчали бы в Швейцарии и от беспомощности и досады кусали бы себе локти. А теперь мы будем бороться! Мы победим. Мы непременно победим и построим новую, социалистическую Россию, которая всегда будет вас помнить и, если захотите, станет вашей второй родиной.