Секретные бункеры Кёнигсберга
Шрифт:
Но истерические вопли руководящих функционеров НСДАП уже не могли повлиять на настроение жителей и поднять боевой дух войск. В городе царила атмосфера всеобщего уныния и ожидания полного краха. Участились случаи бегства крупных гитлеровских чиновников и специалистов. Бежал президент Верховного земельного суда Дрегер, приговоренный впоследствии к смерти и казненный 20 апреля в брандербургской тюрьме. Сбежал генеральный прокурор Желинский, после ареста повесившийся в своей камере в печально известном берлинском застенке Моабит. Еще в начале февраля неожиданно исчезло несколько старших офицеров с тыловой базы снабжения боеприпасами. Когда сотрудники гестапо прибыли в расположение части, они обнаружили гору сожженных документов и брошенное оружие. Спустя пару недель во время бомбежки бежал с места службы главный врач сразу двух военных лазаретов: основного в Марауненхофе [131] и резервного — на улице Каноненвег [132] , а вместе с ним и весь медицинский персонал. Бегство было настолько поспешным, что в операционном зале одного из отделений лазарета охваченные паникой медики
131
Ныне — район улицы Герцена.
132
В настоящее время — улица Артиллерийская.
Приводя подобные факты, я стремлюсь сформировать у читателей хотя бы отдаленное представление о том хаосе, который царил в Кёнигсберге в февральские и мартовские дни 1945 года. Это крайне важно, чтобы не оставалось иллюзий относительно масштабов и характера мероприятий гитлеровцев по укрытию культурных ценностей. Безусловно, в этот период фашисты уже не располагали ни силами, ни временем для возведения каких-либо фундаментальных укрытий, а могли только приспосабливать имеющиеся подземные сооружения для размещения в них тех предметов, которые ни в коем случае не должны были попасть в руки русским. В последние недели перед падением Кёнигсберга гитлеровское руководство в Восточной Пруссии уже не имело возможности использовать созданные в 1942 году по приказу Гиммлера строительные бригады, подчинявшиеся Главному административно-хозяйственному управлению СС. Несмотря на то что рейхсфюрер уделял их деятельности, особенно в заключительный период войны, очень большое внимание, щедро субсидируя все виды работ, связанные с уже упоминавшейся «Егер-программой», в Кёнигсберге деятельность этих подразделений была скована громадным объемом строительства оборонительных укреплений. Во всяком случае, эти обстоятельства следует иметь в виду, если мы хотим воссоздать объективную картину происходившего.
Как уже сообщалось, доктор Альфред Роде сумел принять необходимые меры предосторожности и спасти многочисленные коллекции и экспонаты Королевского замка от неминуемой гибели во время бомбардировки в августе 1944 года. По некоторым данным, демонтированная и уложенная в ящики Янтарная комната также избежала уничтожения, поскольку находилась в глубоких подвалах южного крыла замка под помещениями Прусского музея. Однако усиливающиеся бомбардировки города и приближающийся час решительных боев за него, видимо, вынуждали ответственного секретаря Общества искусств подыскивать более надежное помещение для укрытия ценностей. Таким местом стали подвалы «Блютгерихта». В пользу этого говорят самые различные обстоятельства, но основные аргументы базируются на показаниях Пауля Файерабенда.
В 1945 году кёнигсбергская фирма «Давид Шиндельмайссер», занимавшаяся продажей марочных вин, должна была отметить свое 207-летие. Основными ее владениями были винный погребок «Блютгерихт» и громадные хранилища вин в северном и западном крыльях Королевского замка. Всеми делами фирмы распоряжался, начиная с 1921 года, некий Карл Матцдорф. Тяжело заболев в последние месяцы войны, он временно передал бразды правления старейшему завсегдатаю ресторанчика Паулю Файерабенду, который почему-то во многих заявлениях назывался директором этого заведения. Он был свидетелем событий, происходивших в замке накануне штурма Кёнигсберга, хорошо знал доктора Роде и, как выяснилось впоследствии, оказался в курсе некоторых обстоятельств, связанных с укрытием ценностей. Анализ немногочисленных документальных свидетельств и изучение других материалов позволяют достаточно подробно воссоздать события и атмосферу, царившую в замке в феврале — марте и начале апреля 1945 года.
В конце января после резкого обострения обстановки для гитлеровцев, вызванного глубоким прорывом наших войск к заливу Фришес Хафф и фактическим блокированием Земландского полуострова, руководство НСДАП в Восточной Пруссии и Кёнигсберге приняло решение оборудовать в замке командный пункт фольксштурма. С 25 января командующим военным округом генералом Ляшем была объявлена повышенная степень готовности. По терминологии гитлеровского Генштаба — «алярмштуфе-1».
Руководство подготовкой Королевского замка к обороне взял на себя крайслейтер Эрнст Вагнер, резиденция которого находилась в бункере так называемого «Дома труда» на улице Фордеррозгартен [133] , частично сохранившегося среди скопища развалин, окружавших Замковый пруд. Вагнер поставил перед соответствующими гражданскими властями, прежде всего перед Управлением высотного строительства, а также перед приданными коменданту города-крепости 5-м саперным батальоном и саперным штабом специального назначения, задачи сооружения долговременных укреплений в полуразрушенном замке. Для этого намечалось привлечь значительное количество рабочей силы, в основном из числа «восточных рабочих» и военнопленных, используемых акционерными обществами «Дойче Бау АГ», «Хохтиф», фирмами «Рунау & Лебрехт», «Курт Брёдель» и «Шнелль».
133
Ныне — улица Клиническая.
Срочно по указанию крайсляйтунга [134] разыскали бывшего старшего советника по строительству Ганса Гербаха, который долгое время возглавлял Управление высотного строительства, до августа 1944 года располагавшееся в восточном крыле Королевского замка. Капитан запаса Гербах уже три месяца находился в боевых порядках батальона фольксштурма, который дислоцировался в районе военных складов у Шёнбуша [135] . Он был высококвалифицированным специалистом, досконально знающим особенности объемно-пространственной планировки Королевского замка, в том числе его многочисленных подземных лабиринтов и сооружений. Без такого специалиста, даже при наличии опытных фортификаторов, трудно
134
В соответствии с организационным построением фашистской партии крайсляйтунг являлся руководящим органом НСДАП в данном районе, здесь — в городе.
135
В настоящее время — район улиц Суворова и Керченской.
Спустившись на изрядную глубину, они оказались в начале широкого коридора, по обеим сторонам которого размещалось множество дверей. Часть их была раскрыта настежь. Слышались громкие голоса, стрекот пишущих машинок, телефонные звонки и монотонный шум работы приточной вентиляционной системы. Кругом царила невообразимая суета: из кабинета в кабинет с папками и кипами бумаг сновали люди в униформе различных нацистских формирований, офицеры вермахта, штатские чиновники, гражданские лица с повязками фольксштурма. Попадалось много женщин в форменной одежде — телефонистки или машинистки отделов крайсляйтунга.
Гербаха пропустили в кабинет без очереди — сидевший в приемной секретарь с золотым значком НСДАП на лацкане френча сразу сказал посетителям, что крайслейтер сам вызвал инженера на беседу и просит других подождать. Подземный кабинет руководителя кёнигсбергских нацистов резко контрастировал со всем тем, что Ганс Гербах видел последние месяцы в Кёнигсберге. Трудно даже было поверить, что здесь, среди развалин Росгартена, где-то глубоко внизу может быть давно забытое великолепие, сопоставимое разве что с королевскими покоями еще не сгоревшего замка. Кабинет, находившийся в чреве подземного бункера, был оформлен в помпезном духе, как бы убеждая наперекор надвигающемуся краху, что власть Гитлера и его приспешников остается незыблемой. Пол устилал мягкий ковер, на стенах висели чудесные гобелены и несколько картин, интерьер дополнял старинный резной книжный шкаф и под стать ему массивный письменный стол на «львиных лапах». И, конечно же, большой портрет самодовольного человека с усиками и спадающей на лоб челкой, да два громадных флага со свастикой — кёнигсбергских организаций НСДАП и Германского трудового фронта.
Отвлекаясь от повествования, расскажу, как в 1969 году мы вместе с Анатолием Михайловичем Кучумовым, приехавшим на две недели из Павловска для участия в работе Калининградской экспедиции, осматривали этот самый бункер, или вернее то, что сохранилось от него на поверхности земли, поросшей густым бурьяном.
Из дневниковых записей А. С. Пржездомского.
18 июля 1969 года
«…Здание на берегу Schlossteich [136] — Stadthalle [137] — не представляет, по мнению Анатолия Михайловича, никакого арх. интереса. Рядом, дальше располагаются развалины General-Kommando [138] или в период фашизма — „Дома NSDAP“. Мы зашли с задней части дома. Нас поразило обилие бетонных плит, густо заросших бурьяном и кустами. Анатолий Михайлович обратил наше внимание на тот факт, что перекрытия здания сделаны маленькие, но усилены более чем полуметровой железобетонной подушкой. В некоторых местах среди нагромождения плит видны проломы в подвал.
Анат. Мих. сказал, что вряд ли подвалы были такие мелкие, какие они сейчас — вернее всего ниже есть еще подвалы, и зачитал нам некоторые места из кн. Ляша, который указывал, что работы по переоборудованию этого здания велись еще в феврале 1945 года.
Мы спустились в одно из подземелий, но, не имея фонаря, не рискнули продвигаться дальше…»
136
Schlossteich (нем.) — Замковый пруд.
137
Stadthalle (нем.) — Городской концертный зал.
138
General-Kommando (нем.) — Генеральное командование.
Удивительно, но экспедиции не хватило времени на тщательное обследование этого зловещего сооружения. Понятно, что вести непосредственные раскопки на месте бункера было невозможно — уж слишком громадными были глыбы железобетона, вздыбившиеся позади арки с колоннами, еще долго стоявшей на изгибе Клинической улицы. Безусловно, при том ограниченном размере финансовых средств нечего было и думать о крупномасштабных поисковых работах у Замкового пруда, и обследование бункера откладывалось до лучших времен. Правда, в октябре 1970 года было пробурено несколько скважин, да сделаны раскопы на свободных от завалов участках. Ничего, кроме спекшихся стеклянных пластин фотонегативов, обнаружить не удалось, и экспедиция сделала, как всегда, однозначно безнадежное и, на мой взгляд, поспешное заключение: «можно утверждать, что… подвалов или других тайников, которые могли бы использоваться для захоронения ценностей, нет». А ведь уже тогда было известно из архивных материалов Министерства обороны СССР о том, что в самый разгар войны под домом «Трудового фронта» строились разветвленные подземные сооружения!