Секретные поручения
Шрифт:
— Это не простая драка, — прокомментировал Агеев. — Ты помогаешь врагу. И действуешь против интересов СССР.
Капитан разыграл козырную карту. Любой человек, взращенный в стране, где интересы личности ничто в сравнении с интересами государства, понимает, что значит выступать против СССР.
— Что же делать? — спросил раздавленный Сергей Курлов.
Именно этого вопроса и ждал Агеев, именно к нему подводил вербовочную беседу.
— Мы готовы тебе поверить. И дать возможность искупить свою вину.
— Как?!
Утопающий двумя руками схватился за протянутую
— Помогать своему государству. В этом состоит гражданский долг каждого. И тогда государство поможет тебе. Если ты, конечно, согласен.
Сергей выпрямился.
— Я согласен. Но что я должен делать? Я ведь действительно ничего не знаю про дела Цигулевой!
— Верно. Но ты достаточно осведомлен о других действиях, которые представляют угрозу для государства, — значительно сказал Агеев, пристально глядя ему в глаза.
— Каких… Каких действиях? — Сергей настороженно облизнул пересохшие губы.
— Сейчас поясню, — Агеев наклонился вперед и понизил голос:
— В последнее время на волне происходящей в обществе демократизации появляется много мусора. Выходят из подполья реакционные организации, легализуются всевозможные секты…
Сатанисты, кришнаиты, фашисты…
— Но я и о них ничего не знаю…
— Не правда. Родион Байдак твой друг. А он руководит фашистской организацией!
— Да бросьте вы, какая организация! — с явным облегчением Сергей перевел дух, махнул рукой и попытался усмехнуться, но разбитые губы помешали.
— Четыре лба дурачатся от безделья… День рождения Гитлера действительно отмечали, но это чтобы повод нажраться был! Родьке на политику плевать, ему бы водки врезать да косяк забить…
Он запнулся.
— Тем лучше, — сказал Агеев. — Значит, мы с твоей помощью сможем помочь ему не наделать глупостей. Вовремя поправить, подсказать — это очень важно. И разве не задача товарища удержать его от наркомании?
Сергей снова сгорбился. Капитан говорил все правильно, но из этой правильности выходила полная ерунда. Получалось — Родька горячо заинтересован, чтобы его товарищ стучал на него, а капитан Агеев с коллегами словно няньки подсказывали, поправляли и вообще всячески заботились о его благополучии… Они позаботятся!
Но аргументов для возражений не находилось. Он чувствовал, что уже попал в самое нутро кафкианской машины. И обратного хода не было.
— Пиши, — Агеев положил перед ним чистый лист и капиллярную ручку. — Я, Курлов Сергей Васильевич, обязуюсь добровольно сотрудничать с органами КГБ…
Курлов замешкался. Выбора ему не оставили. «Можно подписаться, но рассказать обо всем Родьке, — успокаивал он себя. — И потом, главное выйти отсюда, а там будет видно…»
Придвинувшись к столу, он взял ручку. Агеев будто не заметил заминки.
— Для конспиративного сотрудничества выбираю себе псевдоним, — механическим тоном продолжал диктовать капитан. И обычным голосом добавил:
— Выбери прозвище какое хочешь. Смелый или Зоркий… Нет, Зоркий уже есть! Ну сам определи, что тебе нравится…
Чувства, которые испытывал к себе Сергей Курлов в этот момент, лучше всего уложились в слово «Пидораст». Удовлетворенно просматривавший текст Агеев на нем споткнулся и недоуменно вскинул брови:
— Что это такое?! Это официальный документ, его начальство читать будет! И вообще пойдет по отчетности! Ты издеваешься, что ли?!
— Вы сами сказали — выбрать какое нравится, — вяло отозвался Курлов. — Я и выбрал.
У него был вид смертельно уставшего и совершенно опустошенного человека. Агеев не стал спорить. Главное дело сделано. Пусть подписывается как хочет. В официальных бумагах можно обозначать его более благозвучно и пристойно.
— Значит, так, — деловито сказал капитан. — Разузнай все про их фашистские делишки. И про наркотики, кстати, тоже. Западный мир подрывает нашу идеологию с помощью многих средств. Наркотики — одно из них. Ясно?
Курлов кивнул.
— И запомни: ты помогаешь нам — мы помогаем тебе. Если вздумаешь водить нас за нос — не обижайся. Не ты первый такой умный. Понял?
Курлов кивнул еще раз.
Глава вторая
В СВОБОДНОЕ ОТ УЧЕБЫ ВРЕМЯ
Зеленоглазого паренька в пинкертоновском твиде звали Денис Петровский. Ночь, которую Сергей провел в подвалах Управления, для Дениса тоже не сложилась: ему до трех утра пришлось торчать в гостинице у Отты, слушать ее бредни и пить ее любимое баночное пиво, в котором не было ничего, кроме газа и градусов.
— У тебя есть шов от аппендицита? — она говорила на довольно приличном русском, которому ее научили на частном филологическом факультете в Копенгагене, но с чудовищным акцентом. Впрочем, английский у нее был еще хуже.
— Нет, — отвечал Денис, хотя на самом деле аппендицит ему вырезали в восьмом классе.
— Врешь, ты просто боишься, что я захочу проверить. Ты просто зажался, Дени, вот что я тебе скажу.
— Тебе лучше будет лечь, Отта. Ты плохо выглядишь.
Последнюю фразу для важности он произнес по-английски. Спасибо маме за спецшколу и частных репетиторов. Теперь у Ирины Семеновны он ходит в лучших учениках, а впереди еще целых два года интенсивного университетского курса. Если вдобавок тренироваться в разговорной речи с носителями языка, то можно здорово навостриться… Только можно ли считать Отту «носителем» английского?
Наверное, он вопросительно посмотрел на датчанку, и она истолковала вопрос в соответствии с направленностью настроения.
— Я здоровая и свободная женщина, но я не хочу ложиться с кем попало… Покажи шовчик, слышишь?
Отта, конечно, шутила. К тому же она была толстой, и на ее блестящем носу болтались огромные очки в роговой оправе.
Она была чистокровной датчанкой и была пьяна, как бывают пьяны только чистокровные датчане. Отта Хамаргюсон нарезалась со своим дружком Карлом, который приехал в Тиходонск снимать фильм о детской балетной школе. К десяти вечера Карл немного протрезвел и уехал на встречу с российским продюсером, а Дениса попросил присмотреть за подругой — мало ли там чего. С той поры он не появлялся.