Секретные поручения
Шрифт:
Метла втрескался.
Маша никогда не была красавицей, она это прекрасно знала. А вот Метла не знал; и никто из той многочисленной бригады, что бурила эту скважину до него, не знал и знать не мог. Потому что Маша Вешняк ни на секунду не забывала о монетке, которую надо удерживать во что бы то ни стало, и держала ее, даже когда все тело плавилось, будто воск.
Держала и теперь, деваться некуда… Вот тако-ое полено.
Маша свернула во двор, заставив какого-то папашу, выколачивающего ковер, замереть с выбивалкой в руках. Она зашла в ближайший подъезд, достала
В магазине появилась за четыре минуты до конца перерыва. Отпрашиваться нельзя, итальянцы в такие игры не играют, домой могут отпустить только с отпиленной конечностью под мышкой. Маша прошла в уборную, достала насквозь пропитанный кровью платок, стянула трусы. Прежде чем все это спустить в унитаз, внимательно рассмотрела: спермы не было ни грамма. Метла так и не кончил. Она быстро подмылась, сменила белье. Выпила таблетку мепробамата. Когда тренькнул звонок и Маша с обычной своей полуулыбкой появилась в торговом зале, никому бы и в голову не пришло, что у нее что-то не в порядке.
— В каком, говоришь, году это было? В восемьдесят третьем? Не знаешь, кто вел?
— Не знаю.
— Ладно, сейчас разберемся…
Курбатов придвинул к себе телефон и принялся сосредоточенно набирать номер.
— А жаловались? Мать, родители отца, кто-то с работы?
— Не знаю, — повторил Денис. И подумав, добавил:
— Вряд ли. Мать вообще жаловаться не любит.
— А зря, — сказал важняк. — Когда кто-то сильно заинтересован в деле, тогда люди по нему пашут, стараются избежать лишних «телег», чтобы не поймать неприятностей на свою задницу. А когда все спокойно — никто особо не чешется…
— Здравствуй, Владислав! — произнес Курбатов уже в телефонную трубку. — Узнал?
Хорошо. В восемьдесят третьем вы расследовали дело об убийстве Петровского.
Скорей всего оно приостановлено за нерозыском виновных. Найди его, пожалуйста. А я подошлю нашего паренька с письмом, выдай ему под расписку на пару недель. Да ничего особенного, если получится, расскажу. Спасибо.
И, положив трубку, подмигнул Денису.
— Вот и все. Привезешь дело, посмотрим, и станет ясно — что к чему…
У Дениса перехватило дух. Все произошло совершенно неожиданно. Курбатов сам забрел к нему в кабинет, поговорил «за жизнь», расспрашивал о семье, а когда он рассказал о давней трагедии, тут же взялся за телефон и напрямую соединил сегодняшний день с канувшей в прошлое страшной ночью.
Дело об убийстве отца оказалось нетолстой папкой в замызганном картонном переплете. Стандартные бланки, обычные документы: отпечатанные через истертую ленту еле читаемые постановления, написанные неряшливыми почерками рапорта и протоколы допросов, нечеткие чернобелые снимки. Фотографии Денис смотреть не стал, а все остальное прочел.
Вначале события развивались параллельно: недалеко от Тиходонска на железнодорожной насыпи нашли труп отца, а через два часа на станции Степнянской задержали трех хулиганов,
Заданный наобум вопрос вызвал смятение у задержанных.
— Да мы не хотели… — промямлил самый младший. — Он сам напоролся…
Очевидно, после этого за них взялись всерьез, потому что в деле появились «явки с повинной». Три дегенерата подробно расписали, как пили портвейн в привокзальной рыгаловке, как поехали к знакомым девушкам в село Ржаное, но подруг там не нашли, зато купили самогон, как на обратном пути повздорили с «мужиком в синей шведке», как началась драка и Борька нечаянно ударил его ножом два или три раза…
— Десять раз, паскуды! — закричал Денис. Его трясло, по лицу катились слезы. — Десять раз нечаянно!
Всех троих закрыли в КПЗ — Сивко и Чепурного за хулиганство, а Бориса Кружилина — за убийство. Через трое суток хулиганов освободили под подписку о невыезде, а убийцу арестовали. Но, переехав в следственный изолятор, тот отказался от ранее данных показаний и заявил, что их из него выбили оперативники. На рубашке подозреваемого обнаружили кровь отца, но и у самого Борьки кровь оказалась той же группы. Два ножа, которыми дегенераты резали сиденья, орудиями убийства не являлись, а третьего, Борькиного, так и не нашли. Через десять дней Кружилина освободили за недоказанностью вины, а по истечении двух месяцев дело приостановили за неустановлением виновных.
Через час, приведя себя в порядок, Денис зашел к Курбатову. Тот скользнул внимательным взглядом по его бледному лицу с припухшими красными глазами, но ничего не сказал и профессионально пролистал дело. Потом куда-то позвонил, навел справки, что-то записал, подошел к двери, запер замок и достал из шкафа початую бутылку коньяка и две стопки.
— Сивко уже не достать, — сказал наконец важняк. — Его убили в девяносто первом.
А остальных подергать можно…
Курбатов замолчал, разливая по стопкам густую янтарную жидкость. Денис молча ждал. Руки у него были холодными, а по спине тек пот.
— Чепурной сидит за разбой, — продолжил Курбатов. — Четыре года отбыл, осталось еще два. А главный негодяй, Кружилин, — здесь, в городе, вот адрес…
Он положил перед Денисом листок и поднял стопку.
— Давай помянем твоего отца!
Денису вначале коньяк показался безградусным, вторая порция обожгла желудок, потом тепло медленно поднялось вверх, и он расслабился.
— И что тут можно сделать?
Курбатов разлил по третьей, пригладил редеющие волосы.
— Зека загнать в петлю… Или под пресс… Или в петушатник, это еще проще. А главного… По делу его крутить бесполезно, хотя можно попробовать… Схватить ночью, притащить в отдел, отходить палками, а потом на понт взять: дескать, твой нож по другому делу в вещдоках лежал, а сейчас нашли куда его приставить — там и пальцы твои, и кровь потерпевшего…