Секс и эротика в русской традиционной культуре
Шрифт:
Поскольку в основе такого разграничения «чистых» покойников, окончательно перешедших в мир предков, и «нечистых» (вредоносных и опасных для людей) лежат представления о так называемой «своей» и «не своей» смерти (т. е. умерших по старости и тех, кто не успел изжить своего полного века), то к категории «заложных», по архаическим представлениям, относились и все умершие в молодом возрасте. Причины, по которым «нечистые» покойники не могли перейти в страну мертвых, были связаны, таким образом, с верованиями о «неизжитом веке» и, кроме того, с неудовлетворенностью умершего, не получившего своей доли жизненных благ и постоянно требующего у живых восполнения этой доли. Как это было убедительно показано специалистами, именно обеспечение умерших всем необходимым для их посмертного существования составляло основной стержень древнейшего погребального ритуала. [513] Наряду с обычаями выделения для покойника его доли: «дома»-гроба, скота как жертвенного животного, пищи, зерна, обыденных и ритуальных предметов и т. п., — важным считалось обеспечить его и супружеской парой. В архаических культурах это могло принимать формы ритуального убийства женщины, погребаемой вместе с телом мужа, в современной же традиции — в обычае класть в гроб предметы, символизирующие супружескую пару (например, предметы свадебного убранства).
513
Седакова О. А.Обрядовая
Судя по всему, в рассмотренных выше мотивах о любовных связях духов с людьми отразились архаические верования в то, что умершие продолжают испытывать сексуальные потребности. Подтверждением тому служат пережиточные формы эротических игр с умершим в составе погребального обряда или с ряжеными, изображавшими «покойников» и других персонажей — выходцев с того света в календарном цикле обрядов. [514] Например, в севернорусских святочных обходах и играх на посиделках особое место занимают ряженые, изображающие «покойника», «деда», «умруна», «смерть», в облике которых подчеркиваются признаки старости, характеризующие их как предков, и одновременно признаки сексуальности (нагота, демонстрация интимных частей тела или искусственного фаллоса). В обрядовых и игровых сценках с участием этих ряженых ведущее место занимают мотивы, связанные с символическими похоронами, свадьбой и половым актом. [515] Так, ряженые «деды» задирали подолы девкам, выволакивали их на снег, катали по земле, стараясь натереть снегом между ногами. Девушка отряхивалась от снега и, произнося: «Спасибо, дедушка родимый!» — убегала в избу — так осуществлялся в символической форме сексуальный контакт с мифическим предком. [516] В играх, представляющих «похороны», девушек насильно тащили к ряженому «покойнику» и заставляли целовать его в губы или в обнаженные части тела, приговаривая при этом: «Поцелуй родителя!» ( родитель— собирательное слово для обозначения умерших предков). [517]
514
Морозов И. А., Слепцова И.С. Праздничная культура Вологодского края. Ч. 1. Святки и масленица (Российский этнограф. Т. 8. М., 1993. С. 191–202); Они же — Свидание с предком: Пережиточные формы ритуального брака в святочных забавах ряженых; Ивлева Л. М.Ряженье в русской традиционной культуре. Петербург, 1994; Кузеля 3.Посижіне і забави при мерци в українськім похороннім обряді // Записки наукового товариства ім. Т. Г. Шевченка. Львів, 1914. Т. 121.
515
Ивлева .М. Цит. изд. C. 64–65, 83–84.
516
Ивлева . M.Цит. изд. C. 99.
517
Морозов И. A., Слепцова И. С.Праздничная культура… С. 199.
По-видимому, нечто подобное имелось в виду, когда в челобитной 1651 г. царю Алексею Михайловичу от старца Григория осуждались «игрища разные и мерзкие», во время которых «девицы девство диаволу отдают». [518]
Очевидно, с этой же идеей — стремлением обезопасить покойника, обеспечив ему условную супружескую пару, — связан известный до недавнего времени многим народам Европы и Азии обычай устраивать символическую свадьбу при похоронах молодых людей, не успевших вступить в брак. Во всех славянских традициях в той или иной степени были распространены такие элементы свадебных обычаев при похоронах, как: обряжение умерших в свадебную одежду, изготовление венков, свадебного деревца, выпечка каравая, приглашение гостей и музыкантов, исполнение свадебных песен и т. п. Украинцы и белорусы смотрели на похороны девушки практически всегда как на «замужество», одевали ее, словно под венец. Иногда для умершей избирали из числа холостых парней «жениха», который в свадебной одежде шел за гробом. [519] Одним из популярных знаков брака у восточных и западных славян было наличие венка в убранстве молодых умерших. Иногда плели также второй венок, который символизировал супружескую пару. В этом случае один венок оставался на голове покойника, а другой оставляли на могиле (его вешали на крест или кладбищенское дерево). [520]
518
Соболевский А. И.Из истории народных праздников на Великой Руси // Живая старина. Вып. 1. 1890. С. 130.
519
Зеленин Д. К.Восточнославянская этнография. М., 1991. С. 347.
520
Fischer A.Zwyczaje pogrzebowe ludu polskiego. Lw'ow, 1921.
В Сербии подобные обряды фиксировались еще в 50-е годы нынешнего века. В окрестностях Петровца (восточная Сербия) при похоронах жениха, уже сговоренного к свадьбе, устраивали так называемую «мртву свадбу»,т. е. после похорон «венчали» оставшуюся в живых невесту с одеждой умершего парня. На роль условной «невесты» приглашали какую-нибудь девушку и в случае смерти необрученного юноши. В Тимочкой Крайне такую «невесту» наряжали, как к венцу, и она в сопровождении двух деверей несла в траурной процессии два венка, один из которых бросала затем в могилу, а второй была обязана носить еще какое-то время после похорон. На таких похоронах непременно играла музыка, кроме того, на могиле нередко исполнялся обрядовый хоровод, называемый мртвачко колоили коло за душу. [521] Такие же ритуальные формы «свадьбы-похорон» широко известны и на всей территории Болгарии. [522]
521
Барjактарови hМ.Посмртна или накнадна свадба // Гласник Цетинских Myзeja. Кн>. 5. Цетиіъе, 1972. С. 264.
522
Гарнизов В.«Смърт-сватба» // Проблеми на българския фолклор. Т. 8. Българският фолклор в славянската и балканската културна традиция. София, 1991. С. 247–252.
Гораздо реже фиксировались подобные факты, когда условным «партнером» умершего в ритуале венчания выступало растение или камень. В Михайловградском крае Болгарии были записаны уникальные данные о реальном венчании (в церкви или дома с помощью приглашенного священника) умершего с камнем: при похоронах юноши слева от него клали камень, обвязанный женской косынкой, при похоронах девушки — справа от нее устанавливали камень с надетой на него шапкой. В других вариантах юношей венчали с камнем, а девушек — с сухой веткой ежевики. Известны также случаи, когда символическим партнером умерших молодых людей и девушек выступала верба или фруктовое дерево. [523]
523
Там же. С. 249.
Функция и семантика этих действий раскрывается в следующих народных мотивировках: «Кой умре неженат — и ерген, и мома — венчат го за камък, иначе не мое да улезе у рай, ако не е венчано — за камък ли, за дърво ли, — не мое да е сам» [524] (т. е. «не вступивший в брак умерший — парень или девушка — должен быть обвенчан с камнем, иначе он не может перейти в рай, если его не обвенчать с камнем ли, с деревом ли, — ибо он не должен быть одиноким»). Характерно при этом, что умершие неженатыми включаются в общую категорию «нечистых» покойников, переход которых на тот свет затруднен или невозможен: «Нежененият няма да го има никъде при ората на ония свят, и дете, кое е некръстено, го нема там; обесените и удавните също ги не никъде на ония свят» [525] (т. е. «неженатых не принимают на том свете, и неокрещенных детей тоже; самоубийцы тоже не могут туда попасть»).
524
Там же. С. 250.
525
Там же. С. 250.
В контексте этих данных более понятным становится редкое полесское свидетельство: один мужик, у которого умерла дочь-невеста, привязал ее к столбу и «повенчал» для того, чтобы она не стала русалкой, [526] т. е. не могла бы превратиться в демоническое существо, а благополучно перешла бы в иной мир. По карпатским свидетельствам, троекратный обход вокруг вербы был способом избавления от сновидений о сексуальных посягательствах: «Когда я была маленькая, лет восьми, мне снилось, что ночью ко мне приходит мужик и лезет на меня, а я от него отбиваюсь. Мать заметила, что я неспокойно сплю, и стала допытываться, — я и рассказала. Тогда она велела мне пойти к вербе и проговорить: «Вербица-сестрица, смилуйся!», затем обойти вокруг вербы за солнцем три раза и плюнуть на землю. После этого мне уже больше не снилось, а был то злой дух и являлся мне в виде моего родного отца». [527] Трудно сказать, было ли это отголоском символического венчания девочки с деревом как способа избавить ее от наваждений.
526
ПА, с. Хоромск Брестской обл., зап. 1984 г.
527
Карпатский архив Института славяноведения и балканистики РАН, с. Новоселица Межгорского р-на Закарпатской обл., зап. 1987 г.
Известно, однако, что аналогичные обычаи «венчания» и умерших и живых фиксировались не только в Полесье и у болгар, но и в индийской традиции. Например, бенгальские гонды перед погребением неженатого покойника привязывали его на некоторое время к стволу дерева «сал», как бы обвенчивая их. В северной Индии считалось, что мужчина, трижды овдовевший, не должен вступать в четвертый брак; тогда его «венчали» с сахарным тростником, после чего он мог жениться на женщине, и это расценивалось уже как пятый брак. В Бенгале реальный брак нередко предвосхищался символической свадьбой с деревом. Например, младший брат не мог, по обычаю, жениться раньше старшего, но если тот долго оставался холостым, то устраивали его условное «венчание», привязывая ненадолго к цветущему дереву, после чего младший брат мог жениться. Так же поступали в том случае, если девушка, которой по возрасту уже надлежало иметь мужа, долго оставалась без пары: ее «венчали» с букетом цветов, а когда он увядал, его бросали в колодец, после чего девушка считалась овдовевшей и в дальнейшем могла выйти замуж в любом возрасте, не нанося ущерба сельской общине своим состоянием безбрачия. В качестве символической брачной пары в индийской традиции выступали: дерево, ветка, букет цветов, колодец, кувшин, камень и др. предметы. [528] О ритуальном браке с предметами у разных народов (камнем, куском дерева, колодцем, рыболовной сетью, чучелом) сообщает также Дж. Фрэзер. [529]
528
Бхаттачарья С. К.К вопросу о культе деревьев в Индии // Советская этнография. 1980. № 5. С. 129–135.
529
Фрэзер Дж.Золотая ветвь. М., 1980. С. 166–170.
Возможно, что одной из форм такого символического венчания был сербский обычай привязывать куклу к надгробному кресту при похоронах холостого парня. [530]
Не исключено, что нечто подобное имелось в виду в древнейшем свидетельстве арабского путешественника Масуди (X в. н. э.), упомянувшего об обычае, когда на Руси при похоронах неженатого мужчины его перед смертью «женили». Остается неясным, приносилась ли при этом в жертву умершему реальная женщина или имелась в виду некая символическая женитьба, отголоском которой были описанные выше обычаи, имевшие место в позднее время у индоевропейских народов.
530
БарjактаровиhМ. Цит. изд. С. 265.
В соответствии с изложенными данными рискнем предположить, что с архаическими формами символического брака связан и славянский обычай «волочения колодки» как наказания за невступление в брак достигшей соответствующего возраста молодежи, что расценивалось как наносящее вред всей общине в целом. Не случайно в названиях колоды дерева, привязанной к ноге парня или девушки (либо в шуточных словесных формулах), колода определялась как замена брачного партнера.
Таким образом, мотив о сексуальных посягательствах со стороны умерших и других хтонических существах, вторгающихся в мир людей, несомненно, связан с архаическими поверьями в то, что пришельцы из иного мира постоянно нуждаются в удовлетворении всех тех же потребностей, что и живые; что способом их обезвреживания является обеспечение духов их собственной «долей» земных благ и что они незримо участвуют во всех ритуальных (т. е. предназначенных для них же) пирах, забавах и оргиях. Соответственно с этим же связаны и запреты на супружеские отношения в период пребывания умерших на земле (определенные праздничные и поминальные даты) во избежание рождения уродов, калек или детей с признаками нечистой силы.