Секс-Сэтл. Трахайся, чтобы выжить
Шрифт:
Шестая пара (джинн/человек)
Перед тем как вступить в черную льющуюся субстанцию, ширмой заслоняющую проход в лабиринт, Пихэвас толкнул туда свою дрожащую от страха напарницу, потому что она никогда не сделала бы этого самостоятельно. Гадать было нечего, и прозорливый джинн выбрал первую дверь из разъехавшейся стены вдоль зала, как отправного пункта. Едва он вошел следом, твердыня под ногами сместилась, джинн воспарил над палубой, от неожиданности не нащупав устойчивой почвы.
– Ну вот. Это было не больно, –
– Ха? – она все еще вскрикивала от звука его голоса и пыталась бежать. Убедившись, что находится на борту большого рыболовецкого судна, его компаньонка отползла по дощатой палубе к ограждению металлической каймы, выглянула вниз на тяжелые волны, расступающиеся под натиском движения корабля, и… понеслась звать на помощь? О да. Пихэвас подумал, если бы джинны умели смеяться, он бы непременно сейчас извивался от дикого ржача.
– Ну, успокойтесь, мисс, – последовал за ней по каютам.
Каюты, коридоры, капитанская рубка. Наконец она убедилась, что лайнер абсолютно пуст. С криком: «Господи, это не взаправду!» – мадемуазель подперла спиной стену и опять зарыдала. Джинн удивился: «Откуда у человека берется столько слез?» – но только мысленно, ведь джинны не умели выказывать эмоций. Девушка начала с завидной неуемностью бить лбом стену. «А она может убиться, если не остановить?»
– Прекратите, пожалуйста.
Она опять испугалась голоса, который отдавал эхом, но заорала от безысходности:
– Это не по-настоящему!
Пихэвас решил, будто это знак продолжить диалог. Он встал на ноги, потому что, мадемуазель всегда заходилась в истерике, когда видела парящий в невесомости прозрачно-голубой сгусток, малость оформленный очертаниями мужской особи, и доказывала, что его на самом деле не существует.
– Вам нужно перестать долбиться головой, – рассудительно произнес джинн.
– На помощь! – снова заорала она кому-то. И Пихэвас уже заподозрил, что тут кто-то еще есть, кроме них. Однако корабль преспокойненько плыл сам по себе, по горному судоходному каналу, на солидной скорости, о чем можно было судить, исходя из быстро сменяющихся покатых утесов по обоим берегам.
– Тебе незачем звать на помощь, я тебя не обижу, – без эмоций, наверное, звучало неубедительно, но девушка перестала рыдать.
– Мне все это просто снится? – с надеждой спросила она.
– Да. Точно. Сон. Просто сон.
Подействовало? Она успокоилась? Она притихла? И даже?.. Пошла на контакт?
– Я – Джоди. Джоди Мэлон.
Попытка завязать знакомство?
– Я джинн Пихэвас.
– А? – ее опухшее от соли личико вновь исказилось в самой несчастной гримасе.
– Зачем опять плакать?
Она лишь завывала безутешно, бормоча:
– Это не сон… Мое воображение… не додумалось бы до такого…
И джинн подумал: «Мне приходилось за долгие эоны работать с людьми, но такой дебильной истерички еще не встречал».
Лирическое
«Блудный голландец» – бордель, стриптиз-клуб, массажный салон на воде тихо-мирно плывет по волнам залива Сан-Франциско, впадающего в Тихий Океан.
Я, Джоди Мэлон, работаю здесь со своей сестрой с восемнадцати лет. Мы самые востребованные близняшки среди посетителей этого гнездышка разврата. Я смотрю на нее, мою точную копию. Ах, Глори, сколько же мы пережили вместе?.. Скольких клиентов, желающих секса – жадного, грубого секса, мы обработали подобным образом. Как и теперь. Ты напротив меня, стройное обнаженное тело, грудь на полразмера больше чем моя, пигмент вокруг сосков чуть темней.
Залпы музыки на корабле блядства. И мы танцуем на подиуме, синхронно прогибаясь перпендикулярами к блестящему пилону. Опять сходимся в танце вдоль шеста, наши груди трутся друг о друга, губы прикасаются мягко и медленно. Мужская публика в восторге от выступления двух горячих шатенок-близняшек. Этот сценический образ влюбленных сестер настолько увлек меня, что я полюбила тебя, Глори, как женщину. Наверное, я никогда не скажу тебе. Но пока мы здесь, в этом танце, на корабле похоти, куда мы устроились работать, как только сбежали из дому – здесь, на сцене, я могу себе позволить быть с тобой так, как хочу.
Еще пара прогибов спины, наши ноги зацепляются за шест, мы кружимся под лучами цветных прожекторов. Огни города мелькают по берегам залива. Наши тела змеятся вдоль шеста вниз и вверх, а волны подбрасывают, задавая ритм на неустойчивой платформе. В довершение шоу, мы страстно целуемся с Глори взасос и сбрасываем стринги.
Уходим на палубу, где расположились ВИП-места, а подиумную сцену занимает другая стриптизерша.
– Ты знаешь того господина, который заплатил за нас? – спрашивает Глория.
– Нет, а что?
– Кажется, он здесь впервые; охранник сказал, что не видел его среди гостей «Голландца», – мы с сестрой останавливаемся у балконного парапета.
– Мда, к таковым нужно присматриваться, – я гляжу за корму: внизу плещутся темные воды залива, напирая на нос корабля.
– Учитывая то, что он говорил мне, когда искал администратора зала…
– Что же?
– С древнейших времен ОНИ забирали людей, «наиболее развращенных, избалованных потаканием своим прихотям, не обремененных моралью, более других нуждающихся в удовлетворении своих плотских низменных стремлений».
– Чего-чего?
– Так он сказал, – уверяет Глори, – а еще, ОНИ навсегда извлекали из мира «вредоносные сегменты человеческого общества» – туда, где эти люди могли вести образ жизни, выбранный ими же ранее. «Ублажать вечность слуг дьявольских, взамен получая бессмертие и вечное заточение в нем и в том мире разврата, кой они избрали».
– Он какой-то сектант, Гло! – возмущаюсь я, глядя на растертую помаду на нижней губе сестры.
– То-то и оно, Джо, – усмехается она безрадостно, – не очень-то вызывает доверие.