Секс, трава, виагра
Шрифт:
Потом тяжести. Спина, ноги, трицепсы. Три подхода к снаряду по 15 повторений.
Затем вновь беговая дорожка. Десять минут лёгкого бега. Последней снова ставлю «Дорожную». Всё. Иду в душ с чувством выполненного долга.
Еду домой. Жарко. Голова мокрая, забыл посушить. Зато пустая.
Дома готовлю ужин. Ем. Смотрю новости. В мире всё плохо: конфликты, пожары, катастрофы.
Плевать. Мне на всё плевать. Я сделан из мяса.
Включаю комп. Проверяю почту. Тут же отвечаю на письма. Всякий мусор летит в спам. Понимаю, что ждал от неё письма. Но письма нет и не будет. И я это знаю. Но всё равно надеюсь. Что напишет, что вернётся.
Придурок. Идиот. Не будет ничего. Потому что она сука. Она использовала меня, вытерла об меня ноги, перешагнула и пошла дальше. За следующим, о кого можно вытереть свои красивые ноги.
– Сука, – шепчу я, – я люблю тебя, сучка. Оставь меня. Не мучай больше.
Ставлю чайник. Щёлкаю по каналам. В мире всё так же по-прежнему плохо. Даже ещё хуже, чем было утром. Упал самолёт, все погибли.
Пью чай. Смотрю телевизор.
Темнеет. С робкой надеждой на сон ложусь в кровать.
Тело устало. Тело просит отдыха. Голова гудит. Хочется спать. Но сон не идёт. Как обычно.
Делаю вдох. Медленный выдох. Вдох, выдох.
Я сделан из мяса. Мне хорошо. Я спокоен. Я не думаю о ней. Нет. Не думать о ней. Я оловянный солдатик. Я мужчина. Мне плевать на неё. Не думать. Не сметь думать об этой суке. Не сметь. Я сделан из мяса. Мне всё равно, с кем она. Мне всё равно, что с ней.
Закрываю глаза. Жарко.
Лежу под тонкой простынёй. Сердце болит. Ноет.
Где там мои любимые верблюды? Спасайте меня.
Медленно мимо меня проходит первый верблюд. Что-то задумчиво жуёт. Смотрит равнодушно.
– Первый верблюд, – мысленно начинаю считать я. – Второй верблюд. Третий верблюд…
Мне снится, что я сижу на табуретке посредине пустыни. И мимо меня проходит караван верблюдов. Жарко. Ветер бросает в глаза горсти песка. А я сижу и смотрю на караван. Считаю усталых животных. И всматриваюсь, всматриваюсь, стараясь увидеть на одном из них знакомую фигуру…
Серёжки
Она была учительницей. Нет, не так. Она была преподавателем по классу фортепиано. В детской школе искусств на Ленинском. 29 лет, небольшого роста, с огромными доверчивыми карими глазами и пухлыми губами. И со стильными очками на курносом носике, как и положено училке. Жила она неподалёку от школы, в двушке, вместе с дочкой и мамой.
Всё это Айдар узнал от приятелей на свадьбе одного своего земляка, куда он был приглашён. Приглашена была и Катя, со стороны невесты.
Папа у Айдара был русский, мама казашка. Поэтому сын родился красивым и здоровым, как обычно бывает в смешанных браках. Было ему уже за тридцать. Он крепко стоял на ногах. Имел небольшой, но постоянный бизнес. Подержанный Лексус. Квартиру в центре – трёшку. И отсутствие хозяйки в этой самой квартире.
А тут Катя. Красивая, беззащитная, доверчивая. Держится особняком. Пьёт только мартини. Маленькими глотками, как птичка.
Айдар кружил-кружил над этой птичкой, пока не набрался храбрости. Подошёл, познакомился.
– Ты Брамса уважаешь? – спросил прямо и на ты.
– Да, – улыбнулась Катя, – он мне нравится. Но больше Моцарта люблю.
Завязался разговор. Вначале про Моцарта, потом про русский рок, про искусство вообще. Айдар разглядывал Катю и видел, что одета она в простенькое дешёвое платьице, бижутерия тоже недорогая. А в ушах висели какие-то алюминиевые серёжки. Стало жалко её. «Такие красивые уши и такие дешёвые серёжки», – подумал Айдар.
Поговорили. Обменялись телефонами. Начали встречаться.
Раз в неделю Айдар подъезжал на своей машине к школе, парковался обычно на одном и том же месте. У окна кабинета директора. Директором в школе искусств была бездетная тётка 60 лет с мужем алкоголиком. Раньше она привечала Катерину, жалела её, что той приходится одной воспитывать ребёнка. Но с появлением Айдара и его Лексуса под окнами кабинета озверела и при каждом удобном случае пыталась хоть чем-нибудь да насолить Кате.
Но Айдар не знал этих тонкостей. Он ставил машину, вытаскивал с заднего сиденья букет роз и нёс их через всю школу в класс любимой. Женский преподавательский состав школы на это время замирал в восхищении и провожал Айдара завистливым взглядом.
Айдар дарил букет, Катя смущалась. Быстренько собиралась, и они ехали к ней домой. Или в кино. Или просто гуляли по городу.
Иногда Катя после уроков сама заезжала к Айдару. Но никогда не оставалась на ночь. «У меня ребёнок», – объясняла она. Он довозил её до дома и ехал обратно, к себе. А иногда он забегал в Катину хрущёвку: помочь по хозяйству, что-то прибить, просверлить или повесить в этом женском царстве. Первое, что он сделал, это поменял смеситель на кухне, который безбожно тёк, обвязанный скотчем и какими-то тряпками. Затем он починил дверь в ванной, потом поменял лампочки на энергосберегающие. И даже собирался сделать в этой квартире косметический ремонт.
Так прошло примерно полгода.
И Айдар решился сделать Кате подарок. Серёжки. Те, которые были у неё, ему категорически не нравились. Обычная бижутерия. А ему хотелось, чтобы у Кати были красивые, необычные.
С этой идеей он пришёл к своему соседу и приятелю Акопу. У того был двоюродный брат в Ереване, ювелир. И не просто ювелир, а мастер, как утверждал сам Акоп. Айдар приволок бутылку казахского коньяка соседу, и они стали думать, какие и из чего сделать эти самые серёжки. Где-то к половине бутылки Акоп включил скайп и привлёк к обсуждению этой темы своего брата, Грайра. Тот глянул в монитор, куда-то пропал, потом появился с бутылкой коньяка, но уже армянского, и предложил сделать серёжки в виде скрипичного ключа.
– Гениально, – выдохнул Айдар, – это то, что надо. А на обратной стороне мои инициалы выгравируешь. Таких серёжек ни у кого не будет. Именные. И сколько будет эта красота стоить?
– Надо выбрать материал, размеры, и я завтра скажу цену, – ответил брат Акопа.
Материалом выбрали белое золото. Айдар хотел жёлтое, но Акоп его убедил, что белое в ушах смотрится лучше. Тем более с бриллиантами – так как сами серёжки решили покрыть небольшими камешками. Тут же Айдар получил вводную лекцию про эти самые бриллианты. Какой они чистоты, размеров и огранки бывают. Допили свои коньяки и разошлись.