Секс, вино и камамбер
Шрифт:
И здесь я тоже заблуждалась. Не все, что заканчивается, плохо. Не все, что навечно, хорошо.
Как-то раз во время обеденного перерыва я сидела за столом и листала страницы риелторских сайтов. Я искала себе квартиру. Я так увлеклась, что совсем не заметила, как кто-то подкрался и встал за моей спиной.
– Ищешь недвижимость?
Я вскрикнула от неожиданности и обернулась. За спиной стоял мой начальник. Он спрашивал с неподдельным интересом.
Я не знала, что ему ответить.
– Не совсем, – промычала я, попеременно краснея и бледнея, судорожно (и безрезультатно) пытаясь придумать на ходу объяснение.
– Продаешь? – продолжил
Застигнутая врасплох, я не успела натянуть свою обычную маску благополучия и теперь решила просто ничего не говорить, раз уже поздно притворяться.
– Угу, – снова промычала я, сделав большие глаза, означающие «ой, все сложно, не спрашивай».
Но, нащупав правильную нить, Глен принялся разматывать клубок.
– Все настолько плохо?
В голове я уже проклинала себя за то, что успела с ним подружиться. Поймав с поличным, он читал меня, как открытую книгу. Всему виной моя дурацкая привычка превращать начальников-мужчин в закадычных друзей. Фак.
– Все плохо, для того чтобы стало хорошо.
Я наконец-то вернула присутствие духа, реанимировала остроумие с красноречием и завершила своей коронной улыбкой. Хотя нет, не совсем. В улыбку добавилась боль, неприкрытая, правдивая боль, и закадычное взаимопонимание с первым человеком, узнавшим о моем разводе.
Я надеялась, что Глен поступит так, как поступают большинство людей, когда узнают о проблемах других людей, чужих. Посочувствует для приличия, а потом отстанет и никогда больше не будет касаться этой темы. Мне не хотелось, чтобы меня жалели. Я все еще стыдилась происходящего. Мне казалось, что люди, знакомые и незнакомые, начнут показывать на меня пальцем и говорить: «Вот лузерша, такой брак профукала».
Но Глен не отставал. Теперь он совсем иначе интересовался моими делами и моим настроением. Низкорослый, добродушный и мягкий, он хотел хоть как-то меня поддержать. Я начала делиться с ним новостями. В общем, без конкретики. Я сетовала на неблагоприятные условия рынка недвижимости, говорила, что больше так жить не могу и что надо съезжать. Я могла провести целый час у него в кабинете, рассуждая об отношениях, о любви. Мне было комфортно, ведь я не разглашала никакой конфиденциальной информации. Но мне становилось чуточку легче оттого, что я делилась своей болью с другим человеком. Я никогда ни с кем не говорила о своих проблемах в семье. Сор из избы не выносят. Но изба горела, и я задыхалась от угарного газа.
…Одеяло пришлось кстати. В подвале было прохладно, а в сердце царила ядерная зима.
– Спасибо, – поблагодарила я, выдавив из себя улыбку.
– Тебе пригодится, – сказал Глен и ретировался к себе в кабинет.
Иногда книги нас находят. Это правда. Если в ней содержится хоть одна страница, которая предназначена тебе, то книга непременно тебя найдет. И будет назойливо лезть в руки, пока ты ее не откроешь и не начнешь ее читать.
За год до моей личной катастрофы в мире вышел бестселлер «Тонкое искусство пофигизма: Парадоксальный способ жить счастливо». Надо отдать должное гению маркетинга – сложно не заметить книгу с таким запоминающимся названием и обложкой ярко-оранжевого цвета. Но читать я ее не собиралась. Мало ли что напишут на обложке.
Ею заинтересовался мой муж, переживающий свой собственный кризис и тщетно стремящийся впасть в состояние здорового пофигизма. Как я уже говорила, в нашей новой квартире ни один из нас не был счастлив и дня.
Книга попадалась ему на глаза постоянно, в книжных лавках, в руках прохожих. Казалось, весь город постигал тонкое искусство жить счастливо, забив на все.
Муж книгу купил. Прочел первую главу и отложил. Не пошло. Забыл книгу на шезлонге, под проливным дождем. Книга промокла от корки до корки. Жирные черные буквы поползли по оранжевой обложке, как стекающие часы Дали.
Через полгода, готовя квартиру к продаже, я разбирала наш кабинет и наткнулась на растрепанный бестселлер, слегка подрастративший лоск своей кричащей оранжевой обложки. В один из темных зимних вечеров, наполненных звенящей пустотой и ужасом, который испытывает человек, оставшись один на один с последствиями собственных действий, я начала ее читать.
Автор разбирал совершенно очевидную истину – от проблем невозможно уйти. Любое решение, которое мы принимаем, влечет за собой целый набор сопутствующих проблем. Мы не можем их избежать, но мы можем выбирать проблемы, которые нам нравится решать.
Расставание влекло за собой определенные последствия. Потерю статуса успешной, востребованной, замужней женщины. (Успешной, потому что востребованной. Востребованной, потому что замужней.) Одиночество. Некоторые финансовые трудности.
Эти проблемы меня не пугали. Более того, мне было под силу их решить.
Как только я разобрала мой страх на составляющие и рассмотрела последствия, с которыми мне придется иметь дело, я пришла к выводу, что бояться нечего. Я все делаю правильно.
Да я, в общем-то, и не сомневалась.
Я жила в спартанских условиях, и меня устраивало такое существование. Меня давно привлекал бытовой минимализм, но, как и многое другое, простота домашнего хозяйства тоже была отложена на следующую жизнь. А теперь волею обстоятельств у меня происходил своеобразный дауншифтинг.
Я кайфовала. Мне легко дышалось в жилом пространстве, где каждый предмет выполнял какую-то функцию и был обусловлен необходимостью. Я отпустила любые предрассудки о том, что правильно и как прилично. Я с радостью выкинула лишние вещи. Я стремилась к минимализму, чтобы упростить и облегчить жизнь во всех отношениях. Мне пришлось свести свой быт к постели на полу и двум тарелкам на кухне, и от этого я только выигрывала. Вместо неуправляемого хаоса меня окружала гармоничная свобода пустоты.
Я спала на тонкой походной циновке, чуть комфортнее, чем в палатке в лесу. Но это меня не заботило. Мне было все равно, по-хорошему все равно. А красный цвет добавлял ярких красок в повседневность – и взывал к моему женскому началу.
В углу я поставила зеркало – женщина не может жить без зеркала, – а перед матрасом постелила ярко-розовый коврик. Мне нравится розовый цвет, он дерзкий и взбалмошный. Синее одеяло Глена я постелила поверх моего старого, пухового. Так теплее.
Однако с наступлением ночи меня снова и снова накрывало необъяснимое отчаяние. Я гасила свет, ложилась в постель, зарывалась лицом в подушку и разражалась глухими рыданиями. Темнота и пустота в сердце перекликались с темнотой и пустотой в комнате и засасывали меня в водоворот беспросветного горя. Нарыдавшись, я переворачивалась на спину и долго лежала с открытыми глазами, уставившись в одно из крошечных окошек, в которое попадал свет от соседского окна. Засыпала я лишь под утро, совсем обессилев от ночного бодрствования.