Секс. Любовь. Свадьба
Шрифт:
— Я расстроила тебя, — плачет дочь, не в силах сдержать слезы.
— Все в порядке. — Я встаю рядом с ней и обнимаю. — Можешь носить ее, если хочешь. Мара будет в восторге.
Дочка поворачивается в моих руках и касается моего лица ладонями. Я пытаюсь справиться с эмоциями, но не получается, и волна боли разрывает мою душу. Я не успеваю остановиться и, рыдая, прижимаю Хейзел к груди. Дело не в рубашке. А в том, что я больше никогда не смогу обнять так Мару. Она больше никогда не наденет эту рубашку, не улыбнется и не скажет, что собирается поступить в колледж штата Техас. Она не сделает этого, потому что умерла. Ни один человек не хочет говорить о потере ребенка. Это
Хейзел отстраняется, и по ее пухлым щечкам текут слезы.
— Она не будет на меня злиться?
Глубоко вздохнув, я качаю головой:
— Нет, сладкая. Не будет. Мара любит тебя и хочет, чтобы ты помнила о ней.
Кивнув, Хейзел снова сокращает расстояние между нами и обнимает меня. На мгновение я забываю, что это Хейзел обнимает меня, а не Мара. Когда мои глаза закрыты, девочки ощущаются так же, пахнут одинаково. И если я притворюсь хотя бы на мгновение, что данное объятие мне дарит Мара, этого будет вполне достаточно, чтобы вывести меня из равновесия. Даже спустя год.
Хейзел было четыре, когда Мара скончалась. Пусть она совершенно точно помнит ее, только Оливер четко знает, какие вещи принадлежали ей, и теперь защищает их. Хотя я до сих пор с трудом могу смотреть на ее фотографию, не разрыдавшись, а Ноа даже не произносит ее имя, именно Оливер все еще спит с ее фото под подушкой.
Вы-то подумали, что эта история будет про двух людей, сражающихся за свой брак, как в романтической комедии. Так и есть, но что-то привело нас к этому. К сожалению. Потеря ребенка приводит к тому, что вы подвергаете сомнению все ваше существование в этом мире и все существующие в нем отношения. То, из-за чего вы раньше злились, внезапно перестает существовать, а мелочи, из-за которых вы волновались, больше не представляют никакой ценности. Из-за этого в нашем браке появилось недопонимание, поэтому мы переехали из Техаса в Калифорнию и отдалились от наших родных. По этой причине я не видела маму уже год. Все это связано с тем днем, когда наша жизнь полностью изменилась.
Хейзел отступает от меня и, улыбаясь, смотрит на что-то за моей спиной:
— С кем она разговаривает?
Проследив за ее взглядом, я вижу, как теперь уже голая Финли шагает по коридору с накинутым на плечи подгузником, словно это чертов платок. Прижимая мой телефон к уху, она что-то лепечет человеку на другом конце провода.
— Скорее всего, с папочкой.
ГЛАВА 4
Ноа
ТСЖ
(Это тайный культ. Не присоединяйтесь к нему)
Время на работе тянется очень медленно. Может, так кажется только мне, потому что я занят весь день. Угадайте, чем я занимаюсь по жизни? Учитывая то немногое, что я вам уже рассказал о школе и о колледже, вы, наверное, думаете, будто я футболист, верно?
Блядь, если бы! Я свернул себе шею на первом курсе колледжа. К сожалению, любому шансу продолжить играть на профессиональном уровне пришел конец.
Так что… Даю вам вторую попытку.
Есть идеи?
Ладно, сам скажу. Я порнозвезда. Ха. Просто прикалываюсь. Но на секунду вы повелись, правда? А может, и нет.
На самом деле я механик. У меня способные руки (подмигиваю).
Солгал. Я хорошо работаю руками, но я не обычный механик. Я — начальник цеха, который до сих пор чинит машины. Именно поэтому (и по многим другим
Важно то, что мне и моей семье необходимо было переехать из Остина. Когда Ник предложил эту работу, я согласился, даже не посоветовавшись с Келли. В конце концов, она не обрадовалась, узнав, что я принял столь безрассудное решение без ее согласия, но она тоже сильно хотела покинуть Остин. Иногда, когда убегаешь от своих проблем, можно от них освободиться. Проблема в том, что на эмоциональном уровне мы не смогли справиться с этим. Все, с чем мы боролись тогда, до сих пор оказывает сильное влияние на нашу жизнь и сегодня. Вы это уже знаете.
Итак, мы здесь. Живем в Южной Калифорнии и стараемся изо всех сил извлечь из этого пользу. Все же позвольте сказать вам кое-что: в Калифорнии отстойная ситуация на дорогах. На всех. В любое время суток. Если бы вы росли в Техасе, вас бы больше всего беспокоило, не заглохнет ли на дороге трактор. В Калифорнии, как правило, это «Тесла», за рулем которой сидит мудак, опаздывающий на прослушивание и заказавший фруктово-злаковый смузи «Асаибоул». Я спешу вернуться домой, потому что один раз уже забыл Оливера. Если сделаю это дважды за день, быть беде. Мы живем в шикарном загородном доме. И я ненавижу его. В Техасе мы жили на ранчо в тридцать акров, которое делили с моими родителями. Теперь живем в районе недалеко от Санта-Барбары, в самом дешевом доме, который смогли найти. Когда мы купили его, над ним пришлось поработать, но этот дом был самым оптимальным и приемлемым для нас вариантом. В нем достаточно спален для детей. Но, честно говоря, не в таком месте я планировал растить своих детей. Однако и представлял свою жизнь я совершенно иначе. Не такой, как сейчас.
Когда я подъезжаю к дому, Оливер сидит на крыльце и наблюдает за тем, как через дорогу дети пинают футбольный мяч. Я всегда думал, что Оливер, мой первенец, захочет играть в футбол и пойдет по моим стопам, как и каждый мужчина в моей семье. Но нет. Он любит баскетбол.
Кстати, он невысокий — унаследовал гены семьи Келли. Мне очень не хочется разбивать его мечты, но он выбрал единственный вид спорта, где рост действительно имеет значение.
В тот момент, когда Оливер замечает, как я паркую пикап на подъездной дорожке, он вскакивает так, словно кто-то (наверное, я) пинает его, и направляется в мою сторону. Резко распахнув дверь машины, он смотрит на меня. Видели фильм «Лицо со шрамом»? Окей. Прекрасно. Помните ту сцену, где Аль Пачино, играющий роль Тони Монтана, устраивает перестрелку в отеле, а затем выбирается из здания весь в крови и едва способный стоять на ногах? Теперь вспомните момент, когда он стоит на улице перед колумбийцем, направив в голову этого чувака пистолет. Его взгляд. Тот, когда кровь капает с его лица, и он хмурится. Уберите кровь и пистолет. Именно так на меня смотрит Оливер. Страшно, правда?
— Ты забыл меня утром, — ворчит сын сквозь стиснутые зубы. Он шипит, словно рассерженный кот. А затем подходит к припаркованной рядом машине. — Я вызвал «Убер». Они надежнее.
Вот говнюк.
— Я знаю, что забыл тебя. Мне жаль. — Я смотрю на него. — Теперь остынь и садись в машину.
Келли открывает дверь гаража и машет рукой, в которой держит детское кресло Оливера. Отменный способ еще больше разозлить сына. Ему десять, и, согласно законам штата Калифорния, он все еще должен ездить в кресле.