Сексуальная жизнь дикарей Северо-Западной Меланезии
Шрифт:
Туземные слова, означающие «браниться» или «оскорблять», — это kamtoki и kayluki, которые употребляются с соответствующими личными местоимениями. Например, ikaylukwaygu или ikamto-kaygu означает: «Он поносит меня». Другое выражение — ikavitagi yagagu — означает буквально: «Он испачкал мое имя»; или, если имело место упоминание о сходстве с каким-нибудь родичем по материнской линии, — ikavitagi migigu («он осквернил мое лицо»). Во всех видах брани добавление имени того, кого ругают, а также имени его сестры, жены или матери (в случае нанесения общественно значимого оскорбления), значительно усиливает высказывание. И в этом, и в других контекстах мы обнаруживаем, что всякий раз, когда туземцы касаются чего-то реально происходившего, им требуется большая сдержанность, а намеки и бранные слова приобретают большую остроту. Человек будет свободно говорить о себе и своих любовных делах (фактически лучший материал для этой книги я почерпнул именно из доверительных рассказов самых разных моих друзей), но даже здесь есть свои пределы,
Теперь мы переходим к № 3 в нашей классификации табу, направленных против сексуальной ненасытности и разврата (см. перечень в разд. 2). Неспособность обуздать свои желания, при- водящая к навязчивой и агрессивной сексуальности, вызывает презрительное чувство как к мужчине, так и к женщине, хотя реально она ощущается как отталкивающая только в отношении женщин. Так, Йакалуса, дочь вождя Касана'и, обвинялась в том, что она ни с того, ни с сего подходит к мужчинам, заговаривает с ними и предлагает вступить с ней в половую связь. Подобная же репутация была у нескольких девушек в Омаракане. Кроме того, зафиксировано несколько явных случаев нимфомании у женщин, которые не могли удовлетвориться скромными сексуальными отношениями, и им требовалось по нескольку мужчин за ночь. Была еще девушка из Китавы, которая обошла буквально весь остров, ища эротических развлечений. В то время, когда я находился в Синакете, она тоже навещала ее, и об этом весьма активно сплетничали, хотя и без особого осуждения. Говорили, что она обычно уходит в джунгли с группой парней и использует их одного за другим, проводя дни и ночи за этим занятием.
Следует прояснить, что же именно наши туземцы считают неприемлемым в сексуальной ненасытности женщины. Речь идет, конечно же, не об ее интересе к половым контактам и не о том, что она инициирует любовную связь; они протестуют против того, что делается прямое предложение — вместо более подобающего способа обольщения посредством магии, и против того, что подобное назойливое обращение подразумевает бесперспективность личных усилий человека и бессмысленность его достоинств.
Туземный термин для такого рода женщин — nakaytabwa (шлюха), и он был мне разъяснен следующим образом: sene bidubadu tomwota ikakayta; gala ilukwali kalu bulabola — sene nakaytabwa. Это можно передать так: «Очень много мужчин, с которыми она совокупляется; не удовлетворено всегда ее большое отверстие — такую мы называем шлюхой». Здесь мы получаем прямое упоминание о сексуальной ненасытности, другими словами — выражение представления о нимфомании.
Два альтернативных выражения для nakaytabwa — nakakayta (буквально — «совокупляющаяся женщина») и naka 'ulatile («распутница»), что было мне разъяснено следующим образом:
Kidama tayta vivila gala imaymaysi tau'a'u,
В случае одна женщина нет они приходят мужчины,
Ilolo wala titolela imwayki ta'u —
она идет действительно сама она приходит к мужчине yagala naka 'ulatile. имя ей распутница.
Или в свободном изложении: «Когда у женщины нет мужчин, которые к ней приходят, и она берет инициативу на себя и сама идет к мужчине, мы называем ее распутницей». Очевидно, что моральное осуждение, которое навлекают на себя подобные женщины, основано на позоре, связываемом с любовной неудачей.
Осуждение мужского разврата имеет ту же основу. Tokokolosy — это слово, употребляемое для обозначения мужчины, который преследует женщин и навязывает им свое внимание. Интересный случай имел место в моей собственной практике. После примерно восемнадцати месяцев отсутствия я возвратился в Омаракану и возобновил свое прежнее дружеское знакомство с Намваной Гуйа'у. Он, как мы знаем, был побежден Митакатой и пылал к нему бессильной ненавистью, поэтому старался очернить его в моих глазах и возводил против него самые ядовитые обвинения, какие только возможны:
Tokokolosi matauna ibia vivila: boge
Надоедливый этот мужчина он пристает женщины: уже
ipakayse kumaydona. Minana ipayki,
они отказывают все. Эта женщина отказывает,
matauna iyousi, ibia.
этот мужчина хватает, пристает.
Чтобы сделать нарисованную картину действительно зловещей, Намвана Гуйа'у добавлял к ней штрих эксгибиционизма:
Iliku yawila, bitotona kwila;
Он снимает набедренная повязка его, встает пенис его;
iluki vivila: Kuma kwabukwani
он говорит женщине: «Приди схвати
kwigu». Boge ipakayse vivila,
пенис мой». Уже они отказываются женщины,
pela tokokolosi vivila.
потому что сладострастник (по отношению к) женщинам.
В вольном переводе: «Он снимает свою набедренную повязку и позволяет своему пенису подняться. Тогда он говорит женщине: "Подойди и ласкай мой пенис". Женщины уже испытывают отвращение к нему, потому что
В целом отношение тробрианца к сексуальной невоздержанности демонстрирует высокую оценку, даваемую сдержанности и чувству собственного достоинства, а также восхищение успехами — не только потому, что это что-то дает мужчине, но и потому, что это означает, что он выше всякой потребности в активной агрессии. Моральное требование не применять насилие, не приставать и не трогать основано на твердом убеждении, что это постыдно, и постыдно потому, что истинная ценность — в том, чтобы жаждать и добиваться кого-то за счет личного обаяния, красоты и магических приемов. Таким образом, все нити нашего повествования сплетаются в одно сложное целое, где мораль, нравы и эстетические суждения сообразуются с психологией сексуальной близости и идеей завоевания объекта при помощи магии.
Если бы можно было выйти за рамки данного исследования, я бы мог показать, что те же самые модели обнаруживаются и в психологии экономического и ритуального взаимообмена, и в представлениях туземцев относительно обоюдности правовых обязательств. Повсюду перед нами неодобрение прямых просьб, алчности и скаредности, но прежде всего — позор, связываемый с подлинной нуждой и недостатком продуктов.
Напротив, достаток и богатство в сочетании с беззаботной щедростью раздач вызывают восхищение [135] . Единственная категория табу из нашего общего списка, которая теперь осталась, это № 5 из перечня в разд. 2, тот, который включает разнообразные запреты, возникающие в связи с особыми событиями в племенной жизни. Мужчинам, участвующим в военных действиях, следует воздерживаться от сексуальных контактов, будь то с женой или с любовницей. Табу вступает в силу с того дня, когда, в ходе особой обрядовой церемонии, называемой vatula bulami, собирается войско и в ход идет военная магия. Мужчина не только должен воздерживаться от каких-либо сексуальных контактов, но ему не позволено спать на одной циновке или на одной лежанке с женщиной. Мужчинам отводятся особые дома, в то время как женщины и дети собираются в других. Какие-либо любовные развлечения в такое время рассматриваются как снижающие шансы общины на победу в войне, а потому — как постыдные и непристойные. Более того, существуют определенные наказания, которые могут обрушиться на нарушителя. Если он позволит себе сексуальный контакт, вражеское копье может пронзить его пенис или тестикулы. Если он будет спать нос к носу со своей возлюбленной, то будет поражен в нос или куда- нибудь рядом. Даже если он всего лишь сидел на одной циновке с девушкой, его ягодицы уже не уберечь от нападения. То, как мои информаторы говорили об этом, создало у меня впечатление, что военные табу соблюдаются полностью и строго. Нет сомненья в том, что мужчины бывают слишком охвачены возбуждением борьбы, чтобы уделять внимание более привычным и потому, возможно, менее захватывающим любовным забавам. Огороды никоим образом не должны быть связаны с любовными победами. Нельзя, чтобы мужчину и женщину обнаружили предающимися любви на огороде или поблизости от сооруженной вокруг него изгороди. В выражении, обозначающем запретные любовные утехи, особо указывается на полосу кустарников, прилегающую к огороду (tokeda) (см. илл. 88). Иметь сексуальные отношения на огородах или вблизи них туземцы называют isikayse tokeda: «Они садятся в полосе кустарников, прилегающей к огороду». Особенно предосудительны какие-либо поползновения со стороны мужчин во время огородных работ, совершаемых именно женщинами: pwakova («прополка») и koumwali («расчистка почвы перед посадкой»). Вспомним, что легендарный прелюбодей Инувайла'у имел обыкновение домогаться женщин, занятых этими и другими специфически женскими делами, и что это было одной из худших его черт.
135
См. исследование экономической психологии в «Аргонавтах...» (гл. VI и др.), а исследование принципов взаимности - в «Преступлении и обычае...»
Мужчине не подобает даже присутствовать при каком-либо из таких занятий: совместной прополке или расчистке земли, сборе раковин, хождении за водой, собирании хвороста в кустарнике, ритуальном изготовлении травяных юбок. Сексуальные отношения в огородах наказываются особого рода визитами: запах семенной жидкости привлекает кустарниковых свиней, они прорываются сквозь изгородь и портят огороды.
Особое табу предписывает воздержание тем женщинам, которые остаются дома, когда их мужья и любовники находятся в отъезде — в экспедиции kula. Любая их измена влияет на скорость каноэ их мужчин и заставляет лодки плыть очень медленно (см. также выше гл. V, разд. 2). Табу, налагаемые на время беременности и после рождения ребенка, уже были подробно описаны (см. гл. VIII), как и отвращение к половым отношениям во время менструации (впрочем, не подкрепленное карами сверхъестественных сил). Это завершает наш обзор общих табу, и теперь мы переходим к особого рода запретам, связанным с родством и отношениями в браке.