Сексуальная жизнь Катрин М. (сборник романов)
Шрифт:
Жанна ухитрилась скрыть удивление.
— Чтобы узнать, кто ты такой.
— Чтобы узнать, кто ты такой, — повторил он. — Что ж, если посмотришь как следует, то увидишь — я прячусь за молнией ширинки.
Она стала накладывать тени. Пол привязал ремень к крану и начал умело править бритву.
— Мы знаем, что он покупает одежду в большом универмаге, — сказала Жанна. — Этого мало, ребята, но это начало.
— Это не начало, это конец.
Настроение, в котором они пребывали в круглой гостиной, улетучилось. Холодный кафель ванной действовал
— В субботу стукнет девяносто девять, — ответил он.
— Вот так? На вид тебе столько не дашь.
Он стал бриться, снимая пену долгими аккуратными взмахами бритвы.
— Ты учился в колледже? — спросила она.
— О да. Обучался в университете Конго. Изучал траханье китов.
— Цирюльники обычно не учатся в университетах.
— Ты хочешь сказать, что я похож на цирюльника?
— Нет, но это бритва профессионального парикмахера.
— Или психа.
Голос у него был совсем не шутливый.
— Значит, ты хочешь меня порезать? — предположила она.
— Этим я бы расписался у тебя на лице.
— Как делали с рабами?
— Рабам клеймят задницы, — сказал он. — А мне ты нужна свободной.
— Свободной… — Ей странно было слышать это слово. — Я не свободна.
Она посмотрела в зеркало на отражение Пола. Он, высоко задрав подбородок, осторожно водил бритвой по кадыку. В минуту такой незащищенности его мужественность казалась уязвимой.
— Знаешь что? — спросила она. — Ты не желаешь ничего обо мне знать, потому что ненавидишь женщин. Чем они так тебе насолили?
— Они притворяются либо что знают, кто я такой, либо что я не знаю, кто такие они. А это очень скучно.
— Я не боюсь сказать, кто я такая. Мне двадцать лет…
— Господи Иисусе! — произнес он, оборачиваясь. — Пожалей свою бедную головку.
Жанна хотела продолжить, но он поднял бритву.
— Заткнись! Ясно? Тяжело, я понимаю, но придется тебе с этим смириться.
Жанна смягчилась.
Пол бросил бритву в портфель, ополоснул лицо, вытерся, затем схватил раковину за края и подергал, шатается или нет.
— Такие раковины очень редки, — тихо сказал он. — Теперь они совсем не встречаются. По-моему, именно эти раковины помогают нам оставаться, вместе, а ты как считаешь?
Он наклонился и короткими пальцами осторожно дотронулся до каждой из ее туалетных принадлежностей.
— По-моему, я счастлив с тобой.
Он неожиданно и нежно поцеловал Жанну, повернулся и вышел из ванной.
— Encore!
[11]
— крикнула она ему вслед. — Еще раз, еще!
Довольная его признанием, она быстро управилась с туалетом; оделась и весело крикнула:
— Иду, я почти готова.
Она открыла дверь и вышла на скудно освещенную площадку.
— Мы можем жить вместе? — спросила она, зная, что теперь он не станет возражать.
Но она не получила ответа. Пол уже ушел.
Глава девятая
Темные цветы сомкнутым строем встали перед окном, погребли под собой ванну и раковину, захватили комод. Только постель оставалась свободной. Пол остановился в дверях и окинул взглядом плоды Матушкиных усилий. В комнату входить не хотелось. Ему было тошно от густого приторного запаха хризантем, как и от соболезнований лысого портье Раймона, который держался с достоинством профессионального гробовщика.
— Очень красиво, — произнес Раймон, первым входя в комнату, — правда?
— Не хватает только Розы.
— Вашей теще нужно было хоть чем-то заняться. Комната хорошая, тихая, вот только шкаф подвел — древоточцы в нем так и кишат, слышно даже, как они жрут дерево.
Раймон прижался ухом к платяному шкафу и издал нечто, долженствующее изобразить звук жующих челюстей.
— Эту комнату я всегда сдаю латиноамериканцам, — сообщил он со злорадной ухмылкой. — От них чаевых не дождешься. Только и слышишь: «No tengo dinero. Manana, manana»
[12]
.
— Нет, мистер, свободных мест нет, разве что в покойницкой, — невесело пошутил Пол.
Раймон хохотнул, словно всхлипнул:
— Хорошее дело, хозяин. Посмеяться всегда полезно.
Пол повернулся и спустился в холл. Густо накрашенная женщина неопределенного возраста в выглядывавшей из-под пальто блестящей юбке склонилась над раскрытой регистрационной книгой, подыскивая среди постояльцев возможных клиентов. Она была из постоянных жильцов, дружила с Розой, так что Пол мирился с ее присутствием. Проходя мимо, он захлопнул книгу и прошествовал к себе в комнату, оставив дверь открытой.
— Сегодня никого новенького и интересного, — заметила проститутка. — Хочешь пари, какая лошадка победит на скачках?
Пол не ответил. Он достал из-под плитки жестянку с кофе и закопченный чайник и принялся варить кофе.
— У нас с бедняжкой Розой была знакомая, которая подсказывала, на кого ставить, — продолжала женщина, не заботясь о том, слушают ее или нет. — Для Розы пари было развлечением. А лошадки ей очень даже нравились. Мы с ней собирались купить одну на пару.
— Роза ничего не понимала в лошадях, — сказал Пол.
— О чем ты говоришь?! Прекрасно она в них понимала. Циркачи учили ее ездить верхом.
Пол сел за письменный стол. Болтовня этой бабы действовала ему на нервы.
— Какие еще циркачи? — устало спросил он.
— Роза в тринадцать лет убежала из дому и прилепилась к бродячему цирку. Странно, что она про это тебе не рассказывала.
Полу хотелось ее оборвать. Мысль о том, что его жена придумывала всякую чушь, чтобы развлечь проститутку, вызывала у него почти такое же отвращение, как молочно-белые икры женщины. Неужели она знала о Розе больше, чем он? Она уловила его раздражение и пошла наверх.