Секта
Шрифт:
— Почему? Солнце взойдет точно по графику, и, если ты только захочешь, мы проснемся вместе.
— Не могу, Сандро, не начинай.
— По-моему, кто-то звал меня на край света, за дальние моря.
— Не обращай внимания на женские глупости.
— Нет, я серьезно, Лорхен. Отчего бы нам и в самом деле не махнуть куда-нибудь? Хотя бы на пару неделек? Сейчас это просто. Хочешь в Анталию, на Кипр или на Канары — куда угодно… А еще лучше на Крит! Я давно мечтал побывать в Кносе. Лабиринт Минотавра, Тесей с мотком пряжи, похищение Ариадны,
— Какой ты умный, Сандро! Можно подумать, будто ты там был — такие находишь слова, красивые, точные… Так и видится море. Я подумаю.
— Подумай, по-моему, это неплохая идея.
— А ты изменился.
— В худшую сторону?
— Я бы так не сказала, но раньше ты был не таким. Я ведь уже предлагала тебе рвануть, куда подальше, нет? Но ты и слушать не хотел. Что же тебя удерживало? Работа?
— Видал я эту работу… В море купаться хочу, жрать осьминогов в задрипанной портовой таверне. Засыпать и просыпаться рядом с тобой.
— Вот с этого и надо было начинать, а то море, море, — Лора пренебрежительно наморщила носик. — Свет клином сошелся на Крите. Везде хорошо, была бы постель да крыша.
— Я же сказал: куда хочешь!.. Только не на Багамы.
— Это еще почему?
— Капусты не хватит.
— Не твоя забота.
— Моя, Лорхен, моя. Не ущемляй мужское достоинство.
— Ладно, там видно будет, а против Крита я ничего не имею. Куда иголка, туда и нитка. С тобой мне везде хорошо.
— Честное слово, не пожалеешь! — Саня принялся увлеченно жестикулировать. Лора не ошиблась: он уже был на Крите — во сне, в мечтах, в другой жизни. И в Риме был, и в Афинах, в Иерусалиме, Трое, Сарагосе, Мемфисе — везде, куда уводило воображение, воспламененное кажущейся близостью осуществления. Слово имело над ним неизъяснимую власть. Сказано — сделано. Казалось, уже завтра они начнут собираться, не завтра — сейчас. — Знаешь, как море по-гречески?
— Как? — тихо спросила она, проникаясь его зачарованным взглядом. — Как, Санечка?
— Таласса! Посвист ветра, накат волны… Отсюда талассократия: цари Крита владели морями. Потом они стали властелинами загробного мира, судьями мертвых… «Там царь Минос, оскалив страшный рот»… Это из Данте. Как жаль, что нет ни рая, ни ада, и все кончается здесь! Навсегда и бесповоротно.
— Не хочу про смерть. Я, как тот старик: что мое, то мое. Если б только не старость!
— Господи, Лора! Ну какая там старость! Ты опять за свое. Я же люблю тебя! Тебя, как ты есть, твой ум, твою душу, — он понимал ее, мучительно сострадая, искал и не мог подобрать слова утешения, ибо не было их ни на русском, ни на иных языках, живых и мертвых. — Пойдем! — потянул за собой. — Хватит терзать холодильник.
— Хочу, чтоб было чисто, — Лора покорно прильнула к нему.
— Ты и так отмыла его до блеска.
— Мы оба с тобой рехнулись, — шепнула она, расстегивая пуговки на его мятой-перемятой рубашке.
— И это прекрасно.
Лежа в сумерках, они беззаботно болтали о всяких пустяках, строили планы, не очень веря, что все будет именно так, как им видится в эту счастливую, наверное, минуту, когда отступает прихлынувшая тоска и начинает казаться, будто зыбкий покой облегчения продлится, если и не на годы, то хотя бы на дни.
— Я совсем забыла сказать, — подперев щеку рукой, она повернулась на бок. — Ты написал изумительную статью! Я горжусь тобой, Сандро.
— Тебе на самом деле понравилось? Удивительно.
— Не вижу ничего удивительного. Или ты меня совсем за дуру считаешь? Конечно, по сравнению с тобой, я просто дубина, но ведь не настолько… Или настолько, Санечка?
— Настолько.
— Сволочь!
— За что боролись, на то и напоролись, сударыня. Очерк не получился.
— Кто сказал?
— Хотя бы главный.
— Он законченный идиот. Как-то видела по телевизору: нес полную ахинею. Типичная мания грандиоза.
— Ничего подобного. Отличный парень. Немного своеобразный, но с головой. Дело он знает. Материал получился не для газеты, слишком заумный. Я и сам вижу. Народ этого не поймет.
— Не знаю, как народ, а я все поняла. И про фашизм, и про мифологическое сознание. Ты очень глубоко копнул, Санечка, очень. Поэтому я и боюсь за тебя… Нам действительно лучше на какое-то время исчезнуть. Я увезу тебя, чего бы это ни стоило. Хочешь на Крит? Замечательно. Только не говори никому.
— Что? — не понял Лазо. Слушая вполуха, он ловил игру вечерних теней, придававших ее лицу какую-то особую грустную нежность.
— Не говори, куда едешь.
— Но почему?
— Лучше не спрашивай. Так надо, — долгим поцелуем она заставила его умолкнуть. — Договорились? — и быстро перевела разговор на другое. — Я почему заговорила о статье? Вовсе не для того, чтобы разливаться в похвалах. Ты в них и не нуждаешься… Меня очень просил Валентин. Ему нужно с тобой посоветоваться. Ты не против?
— Какой еще Валентин?
— Смирнов. Наш охранник. Он еще заезжал за мной. Помнишь? Ну тогда у тебя…
— Постой… Это когда неожиданно должен был нагрянуть твой благоверный?
— Не называй его так!
— А как?
— Кидин.
— Просто Кидин?
— Да, просто Кидин.
— Хорошо, пусть будет Кидин… Со стороны Смирнова это было довольно любезно. Что ему от меня надо?
— Я же говорю: посоветоваться.
— Но о чем? Какая у нас может быть точка соприкосновения?