Секта
Шрифт:
— По существу он прав, — признал Всесвятский, когда, дойдя до метро, они завершили обмен впечатлениями. — Но не думаю, что кадровая перетряска приведет к существенным сдвигам.
— Смотря кто уйдет, а кто придет… Президент на коллегии МВД тоже говорил правильные слова. Но мэр действительно немало подкинул своим. У них и оклады намного больше, и техника не чета нам. Квартиры опять же… У него есть все основания требовать результатов.
— Если бы упиралось в технику и зарплату! В условиях всеобщего спада и кризисов не приходится надеяться на прорыв
— Скорость эскадры определяется по самому тихоходному судну. Каждому ясно, что чудес не бывает. Так, разговоры на публику… Двинем обратно?
В киоске возле метро Корнилов купил блок сигарет.
— Бросать не собираешься?
— Обязательно собираюсь! В этом году я уже дважды бросал… Какие у нас шансы пошустрить в нынешней атмосфере?
— Тебе виднее. Это у тебя новый министр. Как он вообще?
— Мы люди маленькие. Начальник ГУВД — вот мой министр. Пока до нас докатится, много воды утечет… На полную катушку развернуться не дадут.
— Я тоже так считаю. Помимо личных интересов, здесь и политика завязана. Правительство вынуждено заигрывать с банками, иначе обвал.
— Опять же выборы на носу.
— И выборы. Ничего не поделаешь, — Всесвятский развел руками, — приходится приноравливаться. Дешевый доллар задавил производителя. Думаю, экспортные пошлины отменят еще до осени. Угробить нефтяников себе дороже.
— Мы с тобой, Вячеслав Никитич, как стреноженные кони. Смерть как хочется порезвиться, а низя.
— А что Невменов?
— Он парень осторожный, дипломат.
— И правильно.
— Не спорю. Скажу больше: все, что от него зависело, он сделал. Слово теперь за мной.
— А ты не можешь…
— Не уверен. Пока хожу вокруг да около. Не знаю, как подступиться, а если совсем честно, жду у моря погоды.
— Оба мы ждем. Наверное, другого не дано на нынешнем этапе? Единственное утешение: копилка понемногу пополняется. Будет, о чем поговорить с Иваном Николаевичем по всем линиям: от Лобастова до Авдеева.
— Вот и ладушки. У меня появилась робкая надежда, что американцы со дня на день возьмут всю братию: Китайца, Японца, Мотю Певзнера… Тогда и мы попробуем устроить нашему приятелю небольшое представление. Авдея за жабры я ухвачу — это точно, а Кидин сам прибежит.
— Так уж и прибежит! Твоего Авдея он отрыгнет и не закашляется. Ущучить его можно только со стороны финансов. «Регент», как и многие банки, переживает трудности с рублевой наличкой. Если хорошенько поднажать на «Сибирь Петролеум» и «Октаэдр», ею положение станет критическим. Других возможностей не вижу.
— Ну и поднажми. Кто тебе мешает?
— Пока никто. Мы уже предъявили налоговые претензии, но это комариный укус. В любом случае банк спасут. Понимаешь, в чем подлость? «Регент» — не «Чара», не «Тибет», не какая-то «Валентина». По объективным обстоятельствам ему не дадут лопнуть. Поддержат другие киты. И Центробанк, между прочим.
— А без Кидина «Регент Универсал Банк» существовать не может?
— Не совсем понимаю, куда ты клонишь?
— Меня не интересует судьба банка. Пусть себе здравствует на радость вкладчикам, где каждого второго можно подогнать под статью. Черт с ними, раз время такое… Кидин и сам до конца не знает, кого он пригрел.
— Ты о Лиге последнего просветления?
— И о ней. Мы не всегда проигрываем, Вячеслав Никитич, иногда и нам улыбается удача. Я Профсоюзную имею в виду.
— Хочешь сказать…
Именно! Секта — вывеска для дураков. Про «Печенкина», который на моей шее висит, я не говорю — сам все знаешь. «Атман» — это многомиллиардный бизнес: уран, изотопы, оружие, наркотики. Международный картель.
Обычно невозмутимый Всесвятский схватил Корнилова за локоть.
— Ты уверен?! — Они остановились под дощатым навесом, загородив узкий проход.
— Мы мешаем движению, — Константин Иванович мягко высвободился и посторонился, пропустив старуху, тащившую за собой сумку на колесиках. — Одного взяли живым: раскололся.
— Совсем иная раскладка получается…
— Я же говорю: сам прибежит. Приползет на пузе.
Глава сорок вторая Нью-Йорк
К утру стихия угомонилась, что позволило погасить последние очаги пожара на Лонг-Айленде, где дотла выгорело несколько усадеб, кегельбан и гольф-клуб. Значительно пострадала парковая зона.
Ровный западный ветер развеял гарь, которая, смешавшись с туманом, плотной завесой осела на Брайтон-Бич, где в многочисленных ресторанах и кабаре не утихало ночное веселье. Ностальгическая музыка просачивалась из каждой щели. Обрывки мелодий, преимущественно застойного периода, ненадолго заглушали грохочущие по эстакаде поезда. Масляными пятнами расплывались и гасли уличные фонари в сизой мгле, а она клубилась, ползла, съедая бессонные окна второго-третьего этажа, как будто кто-то поставил задачу подогнать все до уровня натруженных рельсов.
Где бы мы ни были, наши сны, наши ужасы остаются с нами. То ли дух какого-нибудь поселкового архитектора, поднаторевшего на подрезке садовых домиков, просочился из чьей-нибудь спальни, то ли сам неприкаянный Аракчеев, перемахнув через океан, превратился в облачную реку.
Над клубящимся паром в отрешенной от забот вышине молочным семенем висела луна, и Пастушья звезда Венера, грезя об утраченных чарах, роняла хризолитовые слезинки в чаши космических антенн.
Туда, на крышу одного из самых фешенебельных кондоминиумов, забрались двое крепких парней в форменных ветровках с буквами FBI. Еще двое заняли посты у парадного, а группа из четырех человек, прихватив с собой консьержа, поднялась на двадцать первый этаж. Выйдя из лифта, Реджинальд Уэлдон взглянул на часы. Было без трех минут семь. Дав знак подождать, он пересек мраморный холл и заглянул в коридор, застланный ковровой дорожкой. Длинный ряд однотипных дверей из красного дерева перемежался двумя выходами к лестничным маршам.