Секториум
Шрифт:
— Ты нарочно не хочешь пустить меня на борт. Дай Макаке паспорт и отойди!
«Вот же дурень», — подумала я и попросила Имо убедиться: машина сама не хочет пускать Мишу. Именно машина, а не мое подспудное желание. Имо поступил проще — вставил паспорт в ячейку, прижал ладонью и не позволил выплюнуть его до тех пор, пока трап не усвоил: Мишу пустить придется, Мишу мы не бросим одного в Андромеде. В ячейке вспыхнул зеленый свет, потом послышался треск. «Плохи дела», — решила я, но у Имо хватило сил перебороть автомат, и Миша незамедлительно возник
— У… холера! — сказал он, осматривая интерьер. Он прошелся по кольцу коридора и вернулся в исходную точку. — Что еще за технические новости?
— Наверно, машина тебя боится.
— Меня все машины боятся, но заподляны пока не кидали.
— Здесь еще одна загадка, — сказала я и подвела его к цифрам. — Как будто нас кто-то встречает?
— Макака, — догадался Миша.
— Нет, не Макака!
Миша махнул рукой. Двигательный отсек интересовал его куда больше.
Джон с Сириусом носили коробки, которые любовно назывались «ручной кладью» и захламляли траповую палубу до потолка. Имо ушел, не объяснившись. Появился и снова пропал. Миша перестал отзываться. Сначала я думала, что он увязался за Имо, потом нашла его внутри двигателя, озадаченно стоящего между герметичных тумб, которые когда-то напомнили мне кладбищенский мрамор.
— Что ты делаешь? — испугалась я. — Без защиты здесь находиться нельзя!
— Движок в дохлом режиме, — ответил Миша и поднял глаза на потолок. — Что-то я не воткнулся, — сказал он растерянно. — Ну-ка, иди сюда.
— Поищи дурочку. Я жить хочу.
— Говорю тебе, машина не на ходу. Не исключено, что это имитация. Иди, елки зеленые, я знаю этот тип движка. Сто раз видел такие. Иди, посмотри. Ты уверена, что другого двигателя нет?
— Чем тебе этот плох?
— Нет, штука борзая… Если от Магелланова до Андромеды вполне годится. Но сектор Кольца такая «кастрюля» своим фарватером идет лет двести. При благоприятной астродинамике — пятьдесят.
— Ошибаешься.
— Ирка, не морочь мне голову. Это тот самый корабль? — он еще раз посмотрел вверх. — Я же знаю принцип работы такой машины. У нее естественный предел скорости. Даже если пойдем на пределе, не перекроем скорость Кольца. Фуфло подсунули.
— Так что, сказать ребятам, чтобы не таскали багаж? Возвращаемся?
Миша вспомнил о сроках и взглянул на часы.
— Отдохни. Я должен подумать.
Пока Миша думал, перегруженный «Марсион», треща по швам, продолжал висеть на орбите станции. Его содержимое у диспетчеров доверия не вызывало. Имо объявился и снова замер у стены, где неизвестный оставил дату земного календаря. Джон встал рядом с Имо, они успели перекинуться парой слов на «сиги», прежде, чем я присоединилась к их компании.
— Сейчас возбужден фон. За ним не видно архива, — сказал Джон, но я собиралась спросить не об этом. — Пусть фон уляжется, тогда посмотрю.
Если Джон не угадал вопрос, значит, ментальный фон снесло ураганом. Нам всем пора было угомониться, еще лучше вернуться домой. Только Сириус уже занял сегмент подальше от трапа и объявил, что собирается жить один. К нему на постой никто не просился. Миша думал, раскладывая на полу защитную одежду.
— Тощие коротышки эти фроны, — пришел к выводу Миша, не принимая во внимание эластичность костюма.
— Двухметровый Птицелов элементарно умещался в нем.
— Мелкие, плюгавые доходяги, — стоял на своем Миша.
Вероятно, медитировал, набирался храбрости перед встречей с существами, которые держали в страхе Галактику, не появляясь в ней миллионы лет. Комбинезон, в самом деле, имел длину от силы полтора метра. Миша вывернул его наизнанку, наружу посыпалась черная пыль.
— Что ты хочешь понять, скажи мне, пожалуйста?
— Где выход в багажный отсек… — ответил он.
— Отвертку принести?
— Отвертка в «Марсионе».
Он еще раз осмотрел двигатель и предбанник, обошел хозяйство по коридору, заглянул в трап, я за ним. В трапе по-прежнему было черно и пусто.
— Как сказать «багажник» на их языке? — спросил Миша.
— Машина не хочет с тобой работать, — напомнила я.
— Кто ее спрашивает?
Миша достал из кармана пульт.
— Зачем тебе багажник? Время есть. Контейнеры спокойно разместятся в сегментах.
— Ну-ка, брысь… — скомандовал он и занес палец над кнопками.
— Нет уж! Я тебя в трапе одного не оставлю.
— Я вернусь на станцию, осмотрю корпус снаружи, пока он виден в телескоп.
— И что ты увидишь? Корпус в оболочке. Ее сиги просветить не смогли.
— Почему трап не идет? — удивился Миша. — Надо что-то нажать?
— Я же говорила, машине что-то не понравилось в твоем паспорте. Попробуй нажать «ход». То есть, «магнит», — вспомнила я. — Она не понимает, что ты хочешь.
— Тупая у тебя машина. Тупая и трусливая, — сказал Миша, однако, капсула закрылась. — Ну, и?.. А что я нажал?
— «Ход» ты нажал, а я тебе сказала «магнит».
— Ну, и куда мы пошли?
— Нажми еще раз «ход», а потом «магнит».
— Нет, мы определенно куда-то пошли. Почувствовала толчок?
— Миша, не балуйся с пультом, дай его мне!
Миша зажал пульт в кулаке и показал «фигу». Оболочка капсулы посветлела, окрасилась в дымчатый цвет, вокруг зашевелились хлопья тумана, сквозь них проступила чернота открытого космоса с вкраплениями звезд и «туманностью» Млечного Пути под ногами.
— «Стакан»! — узнала я. — Он самый! Миша, это же тот самый «колокол»…
— «Колокол» типа «стакан», — согласился Миша. — Чему ты радуешься? Мы в дрейфе, а она радуется.
Туманное тело корабля отплывало прочь, Миша сосредоточенно перебирал кнопки.
— Не старайся, эта штука понимает жесты. Вот так… — я обернулась к удаляющемуся кораблю, и он перестал удаляться, стал наплывать на нас. — Если лечь на дно, опустимся прямо на станцию…
— Погоди, — сказал Миша. — «Кастрюля» вращается по оси, значит, багажник должен открываться у полюса.