Сельва умеет ждать
Шрифт:
Превращение: две с половиной секунды.
И треть секунды – прыжок.
Но одноглазый пришелец успел раньше.
– Тубо, – негромко и строго скомандовал он. – Фу!
И старлей Доженко, весь в поту, обрушился на козетку, постанывая от ломящей боли в затылке. Боль, непременная спутница неполного превращения, была невыносима, и слава богу, что хотя бы не задержалась, как бывало обычно, а исчезла быстро, минуты через полторы после приступа.
– Тяжко, Арчибальде? – участливо осведомился одноглазый здоровяк, с которым уже не хотелось шутить.
Тяжко? Не то слово! Арчи было
Стыдоба мохнатая! Как можно было не учуять? Куда, к свиньям соба… кошачьим, черт возьми!.. подевался хваленный наставниками нюх Арчибальда Доженко?! Ответа не было. Была только сверлящая боль и мучительное желание горько заплакать – вот и все. Если бы он был не парнем из Конторы, а штатским, имеющим право на слабость, то, наверное, подумал бы:
«Нет, так жить невозможно! Нужно застрелиться!»
Старшему лейтенанту мучительно хотелось провалиться под землю, и на как можно подольше, можно даже навсегда, лишь бы этот дядька забыл об имевшем место позорище.
Арчи попытался скрипнуть зубами.
Как же, такой забудет…
Нельзя не признать: одноглазый исполнил акцию филигранно. Отвлек болтовней, изящно спровоцировал и мастерски купировал приступ. Высший класс работы, до которого ему, Арчибальду Доженко, еще расти и расти.
– Пи-ить, – попросил Арчи.
– Пей, малыш, пей, – сурово и ласково прогудело над головой, и краешек бокала коснулся губ. Апельсиновый сок, отрада души всякого истинного вервольфа!
– Спа. Си. Бо.
– Не за что, дружок. – Одноглазый, все еще окутанный дымкой болезненного тумана, покачал головой: – Кто ж это с тобой сотворил-то?
Ответа не последовало.
Величайшей, заветнейшей мечтой офицера Доженко было лично встретиться хоть с кем-нибудь из авторов проекта «Вервольф», отдаленным следствием коего явился он, Арчи, старший лейтенант и по совместительству единственный оборотень Галактической Федерации. Вернее сказать, единственный полноценный оборотень; прочие продукты проекта (с некоторыми Арчибальд был знаком и даже дружен) отличались от обычных Homo лишь тем, что испытывали подчас сильнейшие позывы полаять на рабочем месте или оное место пометить. С самим Арчи такого, слава богу, не случалось, хотя лет до пяти и он, шаловливый, как всякое дитя, любил присесть в песочнице и почесать за ухом ножкой, обутой в кожаную сандалетку.
Временами он готов был бросить все, заняться физикой, изобрести машину времени, вернуться в прошлый век, пропахший смрадом пылающих космолетов, разыскать там ненавистных вивисекторов – и крепко, обстоятельно побеседовать с ними. Увы! Особых талантов в области естественных наук за Арчи не числилось, а Контора необычные способности офицера Доженко весьма одобряла и даже пыталась культивировать.
В сущности, глядя на себя со стороны, Арчибальд Доженко, как правило, испытывал чувство глубокого удовлетворения. Но мерзавку-наследственность не обманешь. Продажная девка генетика, выдуманная давным-давно помершим реакционным
И тогда он, дипломированный юрист, остепененный политолог и полиглот, краса Конторы при медалях далеко не за один лишь экстерьер, тихо ненавидя себя, как последняя легавая, выл, запершись в клозете.
– Ну что, побеседуем? – Кажется, седой взглянул на часы. – У нас очень мало времени, господин Мбвамба.
– Не нужно, – Доженко уже мог говорить твердо. – Какой я, на фиг, Мбвамба…
– Вот и прекрасно!
Арчи ощутил быстрое прикосновение пальцев, похожих на рельсовые свайки. В ладони осталось нечто маленькое и круглое, напоминающее на ощупь древнюю металлическую монетку.
– Дело сделано! – сказал одноглазый.
Маленький, теплый диск лежал в кулаке, и можно было ставить сто к одному, что он не лиловый и даже не фиолетовый, а черный-пречерный, нежно искрящийся изнутри. Контора дотянулась-таки до своего хоть и непослушного, но при том и незаменимого сотрудника, как ни путал он следы, и полноценный отпуск в этом году опять останется мечтой идиота.
Сейчас, вот в этот самый момент, в татуангийском офисе Конторы на экране высветился личный символ сотрудника Доженко А.О., вызываемого по категории «экстра». Сообщение пошло в Центр, а через двое суток, попрыгав от станции к станции, ляжет на стол к одному из заместителей Шефа.
Восхитительная игра в межпланетные прятки закончилась.
– Служу Федерации! – уставным, каркающе-металлическим голосом отрапортовал Арчи, отталкиваясь от подлокотника козетки и вытягивая руки по швам. – Разрешите привести себя в порядок?
– Валяйте, Арчибальд Олегович, – отозвался седой. – Только недолго, прошу вас. У нас есть минут двадцать, а нужно еще и поговорить… – Крепко затянувшись, он пыхнул в потолок. – И, кстати, позвольте представиться: Болгарин. Фамилия такая. – Вторая затяжка. Цепкий взгляд из-под кустистых бровей. – Но можно звать просто Сергеем Борисовичем. Прошу ознакомиться.
Кожаное портмоне, украшенное, как и зажигалка, скрещенными шпагами, а в следующий миг под старшим лейтенантом Доженко подломились ноги, и лишь безукоризненная выучка помогла не рухнуть на задницу.
Курьер Центра оказался гражданским.
Этого не могло быть. Просто потому, что не могло.
Конечно, Контора изредка привлекает штатских к сотрудничеству. Но любого шпака, знающего Песье Слово, инструкция предписывала убирать на месте, не принимая во внимание никакие смягчающие обстоятельства…
Прыгать на одноглазого с голыми руками Арчибальду не хотелось.
Свято чтя инструкции, он был все-таки оборотнем, а не дебилом. Вот почему, хоть и владея в совершенстве приемами славянского рукопашного боя, ерваальского дрыгоножества и интергалактического боевого кьям-до, Арчи не позволил чувству долга заставить себя забыть о том, что пожилой человек, мирно протянувший ему визитку, способен запросто удавить дюжину таких медалистов, как старший лейтенант Доженко…
Пришлось вчитаться.