Селя, разворачивай самолет
Шрифт:
ИННОКЕНТИЙ. Хорошо. Тогда давайте вернемся к моему первому вопросу… Вы сказали, что я не боюсь летать, но боюсь лететь. Что вы имеете в виду?
СЕЛЕСТИНА. Именно то, что я сказала. Сначала мне показалось, что вы закрыли глаза, потому что у вас аэрофобия. Но быстро поняла, что это не так. Вы боитесь не самого факта полета. Вы боитесь того, что он значит для вас. Вы вцепились в ручки кресла, потому что вам важно было сохранить иллюзию неподвижности. Заставить себя поверить, что вы никуда не летите. Что вы дома. Быть может – в своем рабочем
А еще вы закрыли глаза, потому что представляли себе все то, от чего вы улетаете. Вы хотели удержать это в себе! Все та же иллюзия неподвижности и неизменности. Зря, кстати… Я советую вам сделать это, когда вы будете сходить с самолета… Перемены настигнут вас в Екатеринбурге, когда вы приземлитесь. В самолете все то, что вы покинули, по-прежнему остается с вами. Помните: "Самолет в большей степени танк, чем вы думаете!"
ИННОКЕНТИЙ. А вот эта цитата мне не знакома. Самолет – танк? О чем вы?
СЕЛЕСТИНА. Нет-нет-нет. Сначала мой вопрос. Почему вам важно было рассказать о том, как называла вас бабушка?
ИННОКЕНТИЙ. Мне? Это вы меня спросили. Я ответил.
СЕЛЕСТИНА. Нет, не ответили. Вы сказали, что бабушка называла вас Инюшей. А я спрашивала про маму. Как называла вас мама?
ИННОКЕНТИЙ. Звучит странно, но… Я не знаю.
СЕЛЕСТИНА. Я бы сказала, что это звучит страшно, а не странно. И вы могли бы сразу ответить, что это неприятная для вас тема. Но вам хотелось рассказать про Инюшу. Про бабушку. Про Иню, на берегу которой находился ваш дом. И вы рассказали! Рассказали мне, случайной попутчице. Потому что это было важно для вас! Почему это так важно?
ИННОКЕНТИЙ. Потому что… Потому что я уже не помню, когда я в последний раз кому-то рассказывал об этом.
СЕЛЕСТИНА. Даже жене?
ИННОКЕНТИЙ. Даже ей… А откуда вы узнали? Ах да… (смотрит на обручальное кольцо на пальце. Снимает его, хочет положить в карман, но все же надевает обратно на палец). Нет у меня больше жены. Нет, формально есть, конечно. С ней все хорошо. И будет еще лучше, когда мы разведемся. Она подает на развод. Скоро подаст. Она так сказала…
СЕЛЕСТИНА. И почему вы не рассказывали ей о бабушке, об Ине и об Инюше?
ИННОКЕНТИЙ. Я думал, вы спросите, почему мы разводимся.
СЕЛЕСТИНА. Еще рано. Мы еще слишком мало знакомы. Мы еще даже не перешли на "ты", чтобы задавать друг другу столь личные вопросы.
ИННОКЕНТИЙ. А вопрос о моем детском прозвище – не личный? Ладно, неважно… Не знаю, почему я не рассказывал ей. Думал, что ей это не интересно, наверное. Она ведь познакомилась со мной не тогда, когда я был Инюшей. Она знала уже вполне зрелого Иннокентия, который давно съехал из дома на Ине.
СЕЛЕСТИНА. А может быть потому, что вам самому хотелось забыть детство? Хотелось перестать быть Инюшей? Быть сильным, взрослым Иннокентием, который не признает сокращений своего имени?
ИННОКЕНТИЙ. Да, наверное…
СЕЛЕСТИНА. А сейчас? Сейчас – расхотелось?
ИННОКЕНТИЙ. Да…
СЕЛЕСТИНА. И в этом нет ничего плохого, поверьте! Не хороните своего Инюшу. Быть им – не значит быть слабым. Позволить себе побыть ребенком – не значит упустить возможности, не значит проиграть.
ИННОКЕНТИЙ. Селестина, вы – психолог?
СЕЛЕСТИНА. Нет, я просто ваш одноразовый друг. Попутчик для вагонных споров. А еще я – маленькая Селя. Мама шутила, что я как сель! Как горный поток, сметающий все на своем пути! Как лавина, вовлекающая все в свое движение. Я была очень активной девочкой…
ИННОКЕНТИЙ. Вы ею и остались.
СЕЛЕСТИНА. Спасибо! А каким мальчиком были вы?
ИННОКЕНТИЙ. Вдумчивым. Это первое слово, которое приходит мне на ум.
СЕЛЕСТИНА. Вот и сейчас вы вдумчиво пытаетесь понять, почему я сравнила самолет с танком? Пора объясниться. Моя очередь отвечать на вопрос. Это не мое сравнение, это – Стивен Кинг.
ИННОКЕНТИЙ. Вы не похожи на человека, любящего ужасы.
СЕЛЕСТИНА. А кто сказал, что Кинг – это ужасы? Кинг – это еще и "Побег из Шоушенка", одна из самых мотивирующих книг на свете. Все современные коучи, хвастающиеся тем, что дают своим клиентам волшебный пендель, сподвигающий их на свершения, не выдерживают никакого сравнения с этой книгой. Кинг – это "Зеленая миля". Лучшая книга о добре и справедливости. А еще Кинг – это "Темная башня". Целая Вселенная, которая не просто пересекается с нашей, а удерживает ее в равновесии!
ИННОКЕНТИЙ. Ладно, ладно. Убедили. Так все же…
СЕЛЕСТИНА. Это фраза из "Лангольеров". Вот они – как раз ужасы. Тонкий, глубокий, психологический ужас, где людям нужно в первую очередь бороться со своими внутренними демонами, а уже во вторую – с внешней угрозой.
Так вот, главные герои, пассажиры самолета, попадают в прошлое. А если быть точнее, то через червоточину в небе вываливаются из естественного потока времени. Прошлого, по сюжету Кинга – не существует. Есть только настоящее. Оно – как терминатор. Не тот, который робот-убийца из будущего, а тот, который граница раздела дня и ночи на Луне. Будущего – еще нет, оно не сформировалось. Прошлого – тоже нет. В нем еще есть мир, но в этом мире не осталось ничего живого и настоящего. Люди движутся по четвертой оси, оси времени, вместе с настоящим. А прошлое… То, что осталось за линией терминатора, по инерции существует еще какое-то время, а потом… Потом его уничтожают лангольеры.
Они – не какие-то там мистические чудовища, проклятые могучим волшебником или самим Творцом. Они, по большому счету, просто часть механизма функционирования Сущего. Просто пожиратели отмершей реальности, следующие по пятам за настоящим. Санитары времени. Лангольеров даже нельзя назвать антагонистами, они ведь не охотятся на людей, они просто стирают отмершее прошлое. То, что за линией терминатора. А в прошлом все… Пустое!
Конец ознакомительного фрагмента.