Семь атаманов и один судья
Шрифт:
Дядя Капитан протянул мальчишке старую-престарую шапку. Фронтовики, конечно, носили такие шапки. Не раз в кино показывали.
«Чего же я подозреваю его?» — ужаснулся Азамат.
— Однажды мы, как говорится, попали в сущий ад, — начал рассказывать фронтовой друг. — Ночью-то не видно, куда идешь и где идешь: то ли по своей территории, то ли еще где. И вдруг слышим: фашисты частят и частят. Переговариваются, значит, по-своему. Слева, чувствуем, фашисты. Справа — тоже. «Влипли!» — шепчу я Большому Сабиру. А ему хоть бы хны! «Положись на меня, — невозмутимо отвечает. — Главное —
— Как же вы выбрались? — шепотом спросил Азамат, затаив дыхание. Ему не терпелось узнать, как отец бил фашистов. Это каждому интересно, понимать надо.
Завороженный рассказом мальчишка даже боялся шелохнуться. Он с гордостью думал: это похоже на Большого Сабира!
— Ползком-ползком стали сдавать назад. Сперва, как и полагается, пятились раком, а потом по-пластунски, нормальным солдатским ходом на брюхе… Всех до единого вывел Большой Сабир.
— Ты достаточно наслушался о Большом Сабире, и с тебя, пожалуй, хватит, — намекнул Азамат, покосившись на Синяка. — И время позднее. И вообще… Чего глаза вытаращил, может, повторить?
— Так не годится, — неожиданно вмешался гость. — Чем он тебе помешал? Парень почти круглый сирота, как и вы. Ему тоже не помешает стаканчик чая с бутербродом.
Азамат не стал настаивать, но про себя сказал: откуда ему известно, что Синяк безотцовщина?
Дядя Капитан быстро сообразил, о чем в эту минуту подумал Азамат.
— С ним толковали всю дорогу, пока шли к вам, — как бы невзначай пояснил он. — Синяк вроде провожатого был. Одним словом, гостинцев заслужил. Если ему покажется мало, то еще купим. Благо магазины открыты. Человек, который в отпуску, не жалеет денег. Был бы с нами Большой Сабир, то, глядишь, деньги нашлись бы и на более существенное. Фронтовым друзьям при встрече полагается пропустить чарку-другую. Тут уж никуда не попрешь.
Азамат незаметно для других попробовал нацепить на голову отцовскую шапку: «У Большого Сабира была во какая голова. А эта даже мне не лезет. Может, не его?»
Этот жест тоже не ускользнул от внимания пытливого гостя:
— За такой срок, а прошло без малого четверть века, даже человек теряет форму, не только что шапка, — улыбнулся он тонкими губами. А колючими глазами будто вцепился в шапку.
Вот так и проходил вечер. Азамат загордился отцом: вот, мол, какой у меня батя! Но чем дальше, тем больше росло сомнение: что-то батя ни разу не говорил о таком закадычном друге. Это раз. А во-вторых, каким образом он разузнал о смерти отца? Чего это он горой стоит за Синяка? Это в-третьих.
Лишь в полночь поднялся Синяк. Он, пожалуй, просидел бы и до утра, если бы оставалось, что пожрать.
— На сегодня хватит, — зевнул гость, обнажая золотые зубы. — Всем надо выспаться как следует.
Гостю, как и полагается, уступили койку Большого Сабира. В таком возрасте мальчишки уже соображают, что гостю полагается лучшая постель и самый лакомый кусочек за едой.
Сами по старой привычке устроились на кухне, под одним одеялом, прямо на полу.
Даже после того как разлеглись, дядя Капитан еще продолжал рассказывать о своих фронтовых приключениях.
«Даже сам батя так красочно не сумел бы рассказать о своих боевых делах, — с завистью подумал Азамат. — Куда там! Большой Сабир не отличался словоохотливостью».
— Там, бывало, шагу не шагнешь, как уже совершил подвиг. Сам не почувствуешь, в какой миг стал героем. Чего уж говорить, за смертью ходили самым обычным образом, будто шлепаешь себе в контору или в цех. Или, например, в «Гастроном».
Слушая фронтового друга отца, Азамат с усилием глотал слюну, в такое мгновение он чувствовал себя полным ничтожеством. Куда ему до таких фронтовиков, как дядя Капитан!
Самат следил горящим взглядом за каждым жестом рассказчика. Он, наверное, в эту минуту чувствовал себя на стоящим фронтовиком. Одним словом, пожирал глазами дядю Капитана.
— Кто такой фронтовик? — будто сам себя спросил бывалый солдат. — Он, если хотите знать, бог, голый и честный. Я вам это на примере поясню. Однажды Большой Сабир увидел на моих руках трофейные часы. Я вижу, что они ему здорово понравились. Он даже ни-ни, а я, его друг, должен почувствовать его желание по его глазам. Я снимаю часы с руки и говорю ему: «Бери, у меня есть вторые…» Ну сапоги, допустим, другое дело, или шинель. Без них не обойтись на фронте. Сапоги не дарили друг другу. Чего не было, того не было…
После такой ночи, естественно, недоспали. Азамату, однако, надо подыматься в обычное время. Ему не полагалось опаздывать на свидание с Красным шариком.
Не выспался, подумаешь, какое дело!
Но зато с Саматом была беда. Сперва начинаешь будить ласково, всячески называя и обзывая, а потом, когда никакой выдержки не оставалось, волей-неволей приходилось браться за ковшик. Но все-таки братан не лез драться, он рад-радешенек полному изобилию. С большим удовольствием уписывал дармовщину. Колбаса и сыр, будто сами в его рот лезли.
— Хоть бы наш фронтовой друг никогда и никуда не уезжал, — говорил при этом Самат, еле ворочая языком.
Азамат с вызовом отвечал:
— Отмочил так отмочил! На дармовщину позарился?
— Ну и что же? — стоял Самат на своем. — Разве тебе худо, когда сыт желудок? Мне, например, нет.
А про себя Азамат думал: дядя Капитан, конечно, не самозванец. С чего бы случайный человек стал пичкать нас всякой всячиной?
Аквариум
Вся улица интересовалась фронтовым другом Большого Сабира, не без этого. Сперва, естественно, относились к нему настороженно.
— Чего он так долго загостил? — говорила Тамарина мама.
Сидор Айтуганович два раза приходил со своим магнитофоном в отсутствие фронтового друга; он записывал на своем аппарате все, что говорили мальчишки о своем госте.
— Не притесняет? — интересовался он. — Не обижает? Самат только мотал головой.
— Он нас откармливает как на убой. За всю свою жизнь столько вкусных вещей я не едал!
— Даже худого слова не говорит? — допытывался любознательный сосед. — Я это к тому говорю, мало ли как может повести человек. Как-никак он чужой для вас, в некотором смысле…