Семь чудес
Шрифт:
— Откуда ты мог знать такое? — сказал Антипатр.
Наш проводник улыбнулся: — Разве я не говорил вам, что я, Кемса, самый лучший из всех проводников? Я знаю то, чего не знают другие. Следуйте за мной.
Кемса повел нас обратно к южной стороне пирамиды, где он подал знак, остановивший всех трех верблюдов. Я долго бы так сидел, глазея на пирамиду, если бы мой верблюд не согнул колени и не рухнул вперед, явно желая избавиться от меня. Когда зверюга повернула голову и приготовилось плюнуть, я поспешно ступил на землю. Антипатр поступил точно так же, хотя и с большим достоинством.
— Пойдемте внутрь? — сказал наш проводник.
— А разве такое возможно? — Глаза Антипатра расширились.
— С таким проводником как Кемса все возможно. Следуйте за мной!
Должно быть, когда-то поверхность пирамиды была гладкой, как стекло, взобраться на нее было невозможно, но время стерло камни и сделало их изъеденными, что позволило нам вскарабкаться наверх, пригибаясь и ища опору среди крошечных трещин. Я беспокоился, что Антипатру это покажется слишком утомительным, как это было раньше во время нашего путешествия, но мой старый наставник проявил удивительную ловкость и выносливость для человека его лет. Антипатр жаловался на то, что ему приходилось подниматься по нескольким ступенькам в нашу комнату в гостинице, но ничто не могло помешать ему взобраться на пирамиду!
Примерно на двух третях пути к вершине Кемса показал нам место, где плоскую каменную плиту могла вращаться на оси. Потайной дверной проем был так искусно подогнан, что был практически невидим. Мы с Антипатром никогда бы не нашли его сами.
— Удивительно! Геродот не упоминает о входе в Великую пирамиду, — сказал Антипатр.
— Нет? — спросил Кемса. — Это потому, что у этого вашего Геродота не было проводника, вроде меня. Берегите голову!
Кемса придержал дверь, пока мы с Антипатром вошли внутрь. Придерживая дверь плечом, Кемса достал три факела, по одному на каждого из нас, и зажег их кремнем. Как только факелы зажглись, он позволил двери закрыться.
Узкая шахта с крутым наклоном перед нами погружалась в кромешную тьму. Я с некоторым облегчением отметил, что там была веревка, с помощью которой можно было облегчить спуск.
— Хотите продолжить? — спросил Кемса.
Антипатр выглядел бледным в свете костра. Он тяжело сглотнул: — Я зашел так далеко не для того, чтобы упустить возможность, которую упустил даже Геродот. — В одной руке он держал факел, а другой сжимал веревку. — Веди нас!
Наш проводник пошел первым. Антипатр и я последовали за ним.
— Но если на дне нет захоронения, то что там смотреть? — спросил я. Хотя я говорил тихо, мой голос эхом разносился по шахте.
— Чтобы узнать это, вы должны это сами увидеть, — сказал Кемса.
Мне вдруг стало не по себе. Что, если пирамида в конце концов была гробницей не для царей, а для обычных дураков вроде меня, которых сюда привели на смерть и подстерегли египетские бандиты, выдававшие себя за проводников? Будет ли внизу камера, полная скелетов, к которым скоро добавится и мой собственный? Какая ирония судьбы, если Великая пирамида окажется местом упокоения не Хеопса, а Гордиана Римлянина.
Я успокаивал себе, что бояться нечего; меня нервировали только темнота, странное эхо и тесное пространство спускающейся шахты. Сжимая наши факелы и веревку, мы продолжили наш медленный, медленный спуск
Наконец, поверхность стала ровной. Пройдя через короткий коридор, мы вошли в помещение значительных размеров. В мерцающем свете факела я различил плоскую крышу примерно в двадцати футах над нашими головами. Стены, казалось, были сделаны из цельного гранита, прекрасно подогнанного и отполированного, но без каких-либо украшений. Комната была пуста, если не считать массивного саркофага, высеченного из цельного гранитного блока. У саркофага не было крышки. На его поверхности не было ни украшений, ни резьбы.
— Может ли это быть саркофагом великого Хеопса? — прошептал я. Внутри такого сказочного памятника я ожидал увидеть великолепную погребальную камеру.
— Да, это погребальная камера, а это - саркофаг, — сказал Кемса. — Но, как я уже говорил, Хеопса в нем нет. Идите и сами посмотрите.
Мы с Антипатром подошли к саркофагу и заглянули внутрь. Мой старый наставник ахнул. Я сделал то же самое.
Кемса, который, казалось, знал о пирамиде все, ошибся насчет саркофага. Он не был пуст; в нем лежало тело. Для фараона он был одет очень просто, не в царские одежды, а в длинную белую мантию и простой головной убор - немес, мало чем отличавшийся от моей одежды. Скрещенные на груди руки и чисто выбритое лицо принадлежали мужчине средних лет, потемневшему от солнца и несколько морщинистому, но для человека, умершего сотни, если не тысячи лет, он удивительно хорошо сохранился. Я даже увидел немного щетины на его подбродке. Антипатр сказал мне, что египетская мумификация - сложный процесс, но этот образец был необычным.
Видя нашу ошеломленную реакцию, Кемса приподнял бровь и подошел к нам. Увидев тело в саркофаге, он остановился. В мерцающем свете я увидел, как его лицо побледнело. Его глаза расширились, а челюсть отвисла. Его изумление было настолько сильным, что я подумал, что он, должно быть, притворяется, пока он не вскрикнул и не упал в обморок, чуть не уронив факел на пол.
Пока Антипатр возился с ним, я снова обратил внимание на тело в саркофаге и увидел, что заставило Кемсу вскрикнуть.
Мумия открыла глаза.
Мумия моргнула. Затем, глядя вверх в темноту, мумия заговорила хриплым шепотом: — Я еще жив? Или я мертв? Где я? Жрец Исиды обещал, что ко мне придет спаситель!
Мое сердце заколотилось в груди. В голове стало светло. На мгновение я испугался, что тоже упаду в обморок. Но, как говорил Антипатр, я был римлянином. Я мог быть смущен, даже сбит с толку, но на каком-то этапе я знал, что должно быть объяснение тому, что происходит. Во-первых, человек в саркофаге безупречно говорил по-гречески с местным акцентом, который я слышал в Мемфисе. И он не был Хеопсом.
«Нет, это не мумия», — подумала я, но тут же почувствовала дрожь сомнения, когда он протянул руку и схватил меня за руку холодной, как лед, рукой.
Он посмотрел на меня и зашипел: — Что это за место? И кто ты?
Я тяжело сглотнул: — Меня зовут Гордиан. Я паломник из Рима. Мы внутри Великой пирамиды.
Он отпустил меня, затем закрыл лицо и начал всхлипывать.
— А ты кто? — спросил я, уже не опасаясь, потому что человек в саркофаге теперь казался скорее жалким, чем опасным. — Что ты здесь делаешь и как долго ты лежишь в темноте?