Семь чудес
Шрифт:
— Богиня скажет мне, что нужно делать, — заявил священник. — Тогда ты сделаешь так, как повелит Изида, и ответ на загадку придет к тебе. Я уверен в этом. — Он повернулся к статуе и воздел к ней руки. — О Исида, вселенская мать, владычица стихий, изначальное дитя времени, владычица всего божественного, царица живых, царица мертвых, царица бессмертных, единственное и наивысшее проявление всех богов и богинь, известная под многими именами во многих местах, мы взываем к тебе!
Я вздрогнула и почувствовала легкую слабость. Какого рода испытания или труда может потребовать от меня Исида?
У меня было предчувствие, что ответ мне не понравится
* * *
— Римлянин Гордиан, какой же ты глупец! — прошептал я. — Как ты вообще попал в такое затруднительное положение?
Никто, кроме меня, не мог слышать эти слова. Окружающие меня гранитные стены, освещенные последним слабым мерцающим светом моего факела, молчали.
Когда солнце начало садиться за ливийские горы, я снова поднялся к потайному входу в Великую пирамиду в сопровождении только жреца Исиды. Антипатр, Джал и Кемса наблюдали снизу, как жрец поднял каменную панель и зажег для меня факел. Затем, держа факел в одной руке и сжимая веревку в другой, я во второй раз за день спустился в сердце пирамиды. Священник закрыл за мной панель.
В одиночестве я добрался до погребальной камеры.
Пока факел сильно горел, я просто стоял, глядя на саркофаг. Потом факел начал шипеть, и я подумал про себя: если мне лечь в пустой саркофаг Хеопса, как предписала Исида, то сейчас самое время это сделать. Как только факел погаснет, я наверняка потеряю ориентацию и всякое чувство направления. Я также могу полностью потерять самообладание и начать карабкаться обратно по узкому проходу, отчаянно пытаясь вырваться из недр пирамиды.
Исида приказала Джалу искать решение своей проблемы, лежа в саркофаге. По словам ее жреца, она велела мне сделать то же самое, обещая, что ответ на загадку сам придет ко мне. Мне казалось, что этой египетской богине на редкость не хватает воображения, чтобы предписывать одно и то же испытание двум просителям подряд.
Когда жрец сделал это заявление, я немедленно запротестовал - сама идея казалась мне безумием - и обратился к Антипатру с просьбой поддержать меня. Но мой старый наставник поступил наоборот. Он, казалось, был убежден, что все, что священник во всем прав, и что я действительно посланник, которого обещала прислать Изида.
— Все, что произошло с тех пор, как мы покинули Рим, вело тебя к этому моменту, — заявил он. — Ты должен сделать это, Гордиан. Это твоя судьба.
Уверенность Антипатра лишила меня дара речи. Жрец серьезно кивнул. Джал упал на колени и умоляюще посмотрел на меня. Я посмотрела на Кемсу, надеясь, что он скажет мне, что Джал заслужил свою судьбу, но вместо этого он обнял меня, словно доблестного воина, собирающегося отправиться на опасную миссию, и смахнул слезу с глаз.
— И подумать только, что это я, смиренный Кемса, привел вас к вашей судьбе!
Все они были полны решимости, чтобы я поступил так, как пожелала богиня. По правде говоря, какая-то часть меня была польщена их доверием и заинтригована вызовом. Но, оказавшись внутри пирамиды, эта моя часть начала уменьшаться и тускнеть, подобно пламени догорающего факела.
— Какое безумие! — Прошептал я, забираясь внутрь саркофага и вытягиваясь во весь рост. Грубо отесанный гранит был холодным на ощупь. Я сжал огрызок факела и смотрел на последние догорающие угли, пока оранжевое сияние не погасло до полной черноты. Я отбросил огрызок и сложил руки на груди.
— Что теперь? — сказал я вслух.
Ответа не последовало, только тишина.
Я закрыл глаза, затем открыл их. Это не имело значения. Меня окружала бесконечная чернота. Я моргнул и внезапно обнаружил, что сбит с толку: были ли мои глаза открыты или закрыты? Мне пришлось протянуть руку, чтобы потрогать веки, чтобы убедиться.
Тишина была такой же полной, как темнота. Я обнаружил, что издаю тихие звуки, щелкая пальцами или зубами, просто чтобы убедиться, что я не оглох.
В конце концов полное отсутствие зрения и звуков, поначалу нервировавшее, начало оказывать успокаивающее действие. Я закрыл глаза и лежал совершенно неподвижно. Это был долгий, жаркий, утомительный день. Я задремал или мне только показалось, что я это сделал? Казалось, я вошел в состояние сознания, которого никогда раньше не испытывал, ни во сне, ни наяву.
Череда образов и идей пронеслась в моем сознании. Когда одна мысль исчезла, оставив лишь смутное впечатление, ее место заняла другая. Где я был? Который был час? Я напомнил себе, что сейчас ночь, и я нахожусь внутри Великой Пирамиды, но эти разграничения потеряли всякий смысл. Я почувствовал, что прибыл в место и момент, которые находятся в самом центре времени и пространства, за пределами обычной сферы опыта смертных.
Вторая загадка Сфинкса прозвучала в моих мыслях: меня видят все, кто проходит мимо, но никто не видит меня. Я задал загадку, которую знают все, но никто не знает меня. Я смотрю в сторону Нила, но поворачиваюсь спиной к пирамидам.
Я поймал себя на мысли о рядах сфинксов, которых мы видели на подходе к храму Сераписа, некоторые из них были почти засыпаны принесенным ветром песком. Словно я был птицей с крыльями, и мне казалось, что я поднимаюсь в воздух и смотрю вниз на молодого римлянина и его старого учителя-грека, когда они говорят об Эдипе и загадке, которую тот разгадал, а затем я полетела на север, по течению Нила, пока не достиг плато и не приземлился на вершине Великой Пирамиды, и оттуда смотрел вниз на храмы и дороги - и на большую песчаную дюну среди них.
Это видение исчезло, и я выпрямился в саркофаге. Вокруг меня больше не было стен. Я был окружен чем-то вроде мембраны, гладкой, безликой и слегка светящейся, скорее так, как, по моему представлению, могла бы выглядеть внутренность яйца нерожденного цыпленка, если бы яйцо могло состоять из пелены тумана.
Внезапно я почувствовал, что я здесь не один, и, повернув голову, увидел фигуру с собачьей головой, которая стояла прямо на двух ногах. Она медленно направилась ко мне. Ее лицо было черным с одной стороны, золотистым - с другой. В одной руке она держала жезл герольда, а в другой - зеленую пальмовую ветвь.
— Анубис? — прошептал я.
— Да, Анубис, но ты скорее знаешь меня под именем Меркурий. — Его длинная морда не шевелилась, но каким-то образом он говорил.
— Вы пришли! — сказал я, едва веря в это. — Священник сказал, что такое случится, и вот вы здесь! Поможете мне разгадать загадку?
— Тебе не нужна моя помощь, Гордиан. Ты сам знаешь ответ.
Он был прав. Я знал ответ. — Значит, у вас нет для меня сообщений?
— Я пришел к тебе не как посланник, а как глашатай, чтобы возвестить о ее прибытии.