Семь дней чудес
Шрифт:
– Но учитель? – спросила Нина Петровна. – У них есть в классе учитель?
– Есть, – сказал Вова и замолк, проглотив слюну.
– Что же он смотрит?
– Он… Он тоже пляшет с ними, и у него тоже…
Сердце у Бори екнуло, и он мгновенно положил приборчик Хитрым глазом вниз. Шум над головой пошел на спад, и уже можно было продолжать урок. Но странное дело: чем спокойнее становилось над головой, тем громче давал себя знать шестой «В» – класс, расположенный под ними; оттуда доносился хохот, визг.
Брови Нины Петровны сошлись на переносице.
– А там что творится?
Боря
Борю не вызвали. Он сидел и думал: как быть дальше? Ну хорошо, он отомстил – ох как отомстил всем за свои страдания! – но ведь через час они обо всем забудут и все останется по-прежнему: неприязнь к нему и.., и его лодка по-прежнему не ходит и не погружается… Какой же ему от всего этого толк?
ПОТРЯСАЮЩАЯ ДОГАДКА
И Боря стал думать, что бы такое ему предпринять.
Никогда еще не думал он так много. И так тяжело. Прямо голова вспухла.
Он сунул руку в карман брюк и вдруг наткнулся на маленького парашютиста, опутанного стропами, – забыл дома спрятать, – и тут его пронзила одна мысль… Как только раньше не догадался! «А что, если… – подумал он, и сердце его часто-часто забилось. Так просто и необыкновенно было бы это… И так потрясающе!
Если, конечно, получится. А для этого надо было забыть про всякую жалость и заняться Глебом. Он колотит маленьких, обманывает всех, боится дать на пять минут велосипед. А его еще жалеть?
Глеб сидел впереди, и Боря весь последний урок держал его под Хитрым глазом. Глеб, к счастью, вел себя прилично: не кричал, не бросался ни на кого с кулаками, а только непрерывно кривил свои узкие язвительные губы и подмаргивал Коле, сидевшему перед ним.
Как только прозвенел звонок с последнего урока, Боря очутился возле него.
– Попугай, – сказал он, – ты должен немедленно вернуть мне мой лайнер.
– Хоть сейчас! – тряхнул ушами Глеб.
– Тогда беги за ним, и чем быстрей, тем лучше… Принесешь к нашему дому, к Вовиному подъезду… Ты не забыл, где мы живем?
– Нет.
– Ну так беги!
И Глеб побежал. Он забыл даже положить в сумку учебники и тетради. Боря так торопил его потому, что опасался, что действие Хитрого глаза кончится, пока Глеб добежит до дому и с лайнером помчится назад. Ведь если Глеб хоть на треть лишится этого действия, он ни за что не отдаст ему лайнер! А если действие будет продолжаться, у Бори будет еще одна великолепная вещь.
Но это была только часть плана…
Главное – не робеть. Боря подошел к Вове и спросил:
– Слушай, ты умеешь запускать подводную лодку?
На него исподлобья глянули глуповато-ясные глаза.
– А тебе что?
Боря сразу понял: не умеет, иначе зачем же звал он тогда брата на пруд? Боря стал нервничать.
– Геннадий сегодня работает?
– А тебе зачем? – Вова, стоя на одной ноге, коленом другой попытался почесать подбородок: все сильнее действовал на него Хитрый глаз.
«Видно, он дома», – подумал Боря и не стал объяснять, зачем ему нужен Гена.
Поняв,
– Ребята! – крикнул он. – Я хочу еще раз показать вам удивительное зрелище… Помните, как ныряла подводная лодка? Сейчас будет еще удивительней! Идите же за мной! Вперед!
Боря ринулся к дверям. И почти все, кто был в классе, кинулись за ним. Они бежали с криками радости и восхищения, толпой вырвались из класса, с тяжелым, слоновьим топотом пронеслись по коридору и затопали по лестнице вниз, не обращая внимания на учителей, шедших из классов с журналами и картами в учительскую.
У раздевалки Боря окриком остановил ребят, потому что все они забыли про свои пальто и куртки и даже Андрей – про черную кожанку.
– Одевайтесь!
Потом они помчались к его дому. Они бежали с такой скоростью, что Боря не мог угнаться за ними – а уж он-то как бегал! – и скоро очутился в хвосте, а потом отстал метров на десять.
Вот и их дом. И Вовин подъезд. Чтоб ребята не разбежались, выйдя из-под влияния Хитрого глаза, Боря не сразу пошел с Вовой за его братом, а минут десять, собрав всех в подъезде, где они тесно сбились, и повернувшись к ним грудью, подробно разъяснял предстоящее зрелище.
Вдруг сильно стукнула дверь, и в подъезд, обливаясь потом, ворвался Глеб с коробкой в руках. Лицо у него было такое же, как всегда, и тонкие губы почти не кривились, и уши стали обычными. И глаза смотрели по-прежнему – холодно и зло.
Боря растолкал ребят и выхватил из рук Глеба коробку. Удалось! Получилось! Обе вещи теперь у него! И громко сказал:
– Ждите нас здесь. Через пять минут мы с Вовой и Геннадием выйдем… Ура!
– Урра! – подхватил класс.
– Веди, – сказал он Цыпленку и подтолкнул его к двери.
Вова постучал. Открыла Вовина мама. Она сразу заметила перемену в сыне.
– Ты что так улыбаешься? А уши? Боже мой!
– У него сегодня хорошее настроение, а уши – временно, – тут же ввернул Боря, скромно стоявший с коробкой под мышкой за Вовой. – Он хочет спросить, не ушел ли Геннадий…
– Мамочка, Гена не ушел? – спросил Вова и расхохотался. – Где он?
– У себя. – Мама недоверчиво посмотрела на Борю.
Боре было не по себе: ведь не к кому-то идет – к Геннадию!
Идти к нему было страшно. Очень. Удрать? Но тогда все пропало!
И тут Вова схватил Борю за руку и, подпрыгивая на одной ноге, потащил его в другую комнату, где он еще не был, и распахнул дверь. Здесь некогда помещалась комнатушка-чулан, а сейчас… Сейчас это было великолепное конструкторское бюро и завод одновременно: полки с инструментами, сильная лампа на шарнирной ножке и даже маленькая чертежная доска. Гена, в синем халате с засученными рукавами (совсем не похожий на седобородого волшебника из сказок, но все равно волшебник!), сидел за верстаком и напряженно рассматривал внутренности неведомой, перевернутой машины: путаница многоцветных проводков, крошечных сопротивлений, полупроводников, конденсаторов. Не повернув к ним головы – не заметил? – Гена стал что-то паять тонким электропаяльником. С серебристого кончика его шел острый запах и вверх раскручивалась синяя спираль дымка.