Семь грехов куртизанки
Шрифт:
— Милорд, — взмолился он самым почтительным тоном. — Я прошу позволения ответить на эти явно лживые обвинения.
Судья махнул рукой.
— Конечно, мой мальчик. Вы имеете полное право защищать себя.
Странно. Где было это право для меня последние два дня?
Лорд Б. благодарно кивнул.
— Я могу доказать, что все это не более чем последняя отчаянная попытка убийцы перед лицом неминуемого осуждения. Семнадцатого мая семь лет назад я провел весь день с женщиной, с которой теперь помолвлен.
Все глаза
— Разве не припоминаешь, любимая? В тот день я как раз вызволил котенка из куста боярышника. Ты потом перевязала мне руку.
Элис заморгала и кивнула.
— Конечно, я помню котенка. Эта кошка до сих пор живет у меня.
Ее заявление, произнесенное высоким детским голосом, вызвало у толпы одобрительный смех. Мне хотелось закатить глаза. Что они все находят в этих бесхребетных женщинах? Мне этого никогда не понять.
Лорд Б. с улыбкой выпрямился.
— Она перевязывала мне руку, милорд, а значит, не могла бы оставить без внимания такие синяки, как их описывала мисс Харрингтон. Все это ложь.
Судья поспешил ухватиться за эту мысль.
— Что ж, довольно с меня лживого бреда этой женщины! — Он поднял молоток. — Я приговариваю ее…
— Остановитесь!
Наступила тишина, и все головы повернулись в одном направлении. Перед судейской скамьей встал лорд Малкольм Эшфорд.
Глава тридцать седьмая
Бостон
Ник едва не сбил с ног Клаудию Харрингтон-Хауэлл. Та бежала прочь из главного зала музея, а он спешил попасть в него. Стиснутые челюсти дамы и звенящая тишина в выставочном зале сказали Мику все, что ему нужно было знать.
Он не успел к Пайпер вовремя. Его сердце было готово вырваться из груди. Он любил Пайпер. Он принял неверное решение. Он надеялся, что она простит его.
Каллен был прав. Для образованного человека он слишком медленно усваивал истины, связанные с сердечными делами.
Мик пробирался сквозь толпу замерших, потерявших дар речи гостей. Большинство из них стояли с открытыми ртами, некоторые задержали коктейли на полпути к губам. Оцепенение было настолько полным, что Мику казалось, будто он блуждает по лабиринту из манекенов. Наконец он добрался до Пайпер.
Она едва заметно кивнула ему, но не встретила его взгляд.
— Я люблю тебя, Пайпер, — прошептал Мик прямо ей в ухо. — Я долетел до Чикаго и повернул назад, потому что люблю тебя. Я отменил встречу в Лос-Анджелесе. Я не должен был туда ехать.
Пайпер слегка изменила позу, подставив ему тыльную сторону элегантной шеи и великолепные голые плечи. Возможно, это был не самый подходящий момент, чтобы отвлекаться, но Мик не мог не обратить внимания на платье Пайпер. У него был низкий квадратный вырез, высокая талия и короткие облегающие рукава. Метры мерцающего красного атласа, кое-где украшенного черным кружевом, подчеркивали каждую линию ее груди и свободным каскадом ниспадали к полу. Мик не был историком моды, но ему показалось, что нечто подобное могла носить Офелия Харрингтон в бытность свою куртизанкой.
Мику отчаянно захотелось погладить Пайпер между лопатками. Ее кожа выглядела мягкой и сочной, как бледный летний персик. Ее темные волосы были чуть-чуть присобраны и падали на шею мягкими блестящими локонами.
Она была такой красивой! Мик почувствовал себя полной сволочью.
Он заметил, что толпа стала приходить в себя. Поднялся ропот, потом смешки, затем прокатилась волна шепота. И тут началось. Луи Лапалья испустил булькающий стон ярости и стал проталкиваться вперед, крича кому-то, чтобы выключили освещение экспозиции. Линк Норткат откликнулся так быстро и с таким злорадством, что Мик заволновался, как бы тот не намочил штаны от переизбытка эмоций.
— Пайпер, — прошептал ей на ухо Мик.
— Сама справлюсь, — бросила девушка через плечо.
— Я знаю, нет ничего, с чем бы ты не справилась сама. — Мик вздохнул. — Но в этом нет необходимости, Пайпер. Ни сегодня, ни когда-либо впредь.
Он протянул руку и коснулся пальцами ее холодной ладони.
Она резко обернулась. Выразительные зеленые глаза горели, щеки раскраснелись. Мик мог бы сказать наверняка, что за всю свою жизнь не видел такой неистово красивой и такой взбешенной женщины.
— Леди и джентльмены! Пожалуйста! — Лапалья стоял у теперь уже темного входа в экспозицию и пытался перекричать толпу, размахивая руками. — Я прошу прощения за неудобства, но пожалуйста!
Он потянул себя за ворот смокинга, и его лицо в красных пятнах исказилось. Гости зашумели еще громче.
— Уважаемые! — завопил он. — Я вынужден просить всех выйти в вестибюль! — Лапалья жестикулировал обеими руками. — Сюда! Будем признательны за сотрудничество.
Кое-кто из гостей, в том числе родители Пайпер, повернулись и пошли к выходу. Внезапно шум прорезал женский голос:
— Никто никуда не уходит!
Это была Клаудия Харрингтон-Хауэлл. Толпа расступилась перед ней. Она так энергично зашагала обратно в выставочный зал, что ее шифоновая юбка взвилась за ней шлейфом.
У Лапальи глаза полезли из орбит.
— Э-э… а… Клаудия…
— Какой идиот выключил свет?
— Я приношу искренние извинения вашей семье и…
— О, просто закройте рот, и давайте смотреть шоу.
Надев очки в проволочной оправе, Клаудия добилась того, что было не под силу Лапалье, — толпа умолкла.