Семь кило баксов
Шрифт:
– Да, – подтвердил Червяков.
– Крутой был мужик? Всех и вся в кулаке держал?
– Еще как!
– Зверь?
– Ну почему же зверь, – сказал осторожно Червяков. – У нас люди сами знаете какие. С ними без строгости нельзя.
– Значит, Звонарев со всеми – строго?
– Да. У нас вот случай был однажды. Это в прошлом году. У водителя одного дочка родилась. Ну, трагедия у человека, понимаете?
– Это дочка, что ли, трагедия? – не понял Маркелов.
– Дочка – это не трагедия. Трагедия – это когда уже пятая дочка подряд.
– А он, значит, все сына хочет! –
– Ну! И вот у него жена пятую дочь родила, он с горя напился, а на следующее утро ему в рейс. Отказаться ехать он не посмел, у нас за такое сразу увольняют, а просто пожевал орехов, такие орехи специальные есть, чтоб запах, значит, отбивать, и вышел на работу. У нас перед рейсом все водители медосмотр проходят. Старенькая бабушка занимается, врачиха на пенсии. Ну, она сразу определила, что он не в форме, а жалко ведь, она про его беду уже знала. Спросила: «Доедешь?» Он ей: «Да ты что! У меня тридцать лет водительского стажа! Конечно, все будет в ажуре!» Она ему бумаги подписала. Он садится за руль, доезжает до Видного, там его на посту тормозит инспектор, а дальше все понятно. В общем, всплывает вся эта история. И Звонарев устраивает большую раздачу. Шофер, конечно, вылетает с работы…
– Звонарев единственного кормильца уволил? Оставил пятерых детей на хлебе и воде?
– Вроде того. Так он и с бабкой этой круто обошелся. Ну, которая водилу выпустила в рейс. А у нее, между прочим, дочь-инвалид на содержании, так что и ей зарплата совсем не мешала. Уволил! И это еще не все. Кадровичку нашу вышвырнул в два счета.
– Ее-то за что? – непритворно изумился Маркелов.
– А водила тот к нам пришел по ее рекомендации. Не то что он там какой-то родственник, но что-то близкое. Она за своего человека словечко замолвила. И Звонарев ее уволил тоже.
– Самодурство какое-то, – оценил Маркелов.
– Он просто крутой был мужик. Боялись его все, это да. Зато и порядок был. А то, что строгости… Работа – на то она и работа. Вот в семье у него…
– А что в семье? – приподнял бровь Маркелов.
– Я говорю, если он на работе был так суров, то и в семье, наверное, все по струнке у него ходили. Про жену его рассказывали – вроде она с собой покончила, и вроде из-за него.
– Откуда сведения?
– Ну, говорили так, – пожал плечами Червяков.
Маркелов знал гораздо больше. После смерти Звонарева многих успели опросить, и про то самоубийство Маркелов знал.
– Она была больна, – сказал он. – Неизлечимо. Она не захотела бороться, потому что знала, что это бесполезно. И чтобы не мучиться и не мучить других – ушла.
– Ну надо же, – пробормотал Червяков и в задумчивости потер лоб. – И все равно, даже если это только слух – про самоубийство из-за строгостей Звонарева, – это многое про него объясняет. Уж если такой слух пошел…
Трудно было не согласиться.
– Значит, Звонарев был строг, – вернулся к интересующей его теме Маркелов. – И все держал в своих руках…
– Да.
– Бизнес, все эти перевозки, денежные потоки – все он контролировал…
– Да. Он был хозяином всему.
Червяков медленно, но уверенно забирался в ловушку, подготовленную для него Маркеловым. Маркелову
– К неучтенной наличке он вас, наверное, и близко не подпускал?
– Конечно.
Вот так захлопнулась ловушка. Червяков согласился перевести стрелки на покойника, не заметив даже, что только что он признался в собственной осведомленности о черном нале. Он знал о неучтенной наличке, и с ним можно было говорить на эту тему.
– Обычное дело, – понимающе кивнул Маркелов. – Такие люди все всегда делают сами.
Перед ним на столе лежали листы чистой бумаги, куда он до сих пор не внес ни строчки. Демонстрировал, что это у них с Червяковым просто беседа и ничего более.
– Значит, он получал эти деньги в качестве оплаты за поставленный товар…
– Ну, наверное, – проявил осторожность Червяков.
– Что значит «наверное»! – попенял собеседнику Маркелов. – Товар грузовиками разбрасывается по стране, часть денег за товар поступает в Москву по перечислению, часть выплачивается наличными. По-том на перечисленные деньги закупается новый товар, а наличка идет на личное потребление, что-то пускается в дело, а что-то – на неформальные выплаты.
Маркелов специально не сказал «взятки», а сказал «неформальные выплаты» – не хотел спугнуть собеседника. Зачем же употреблять страшные слова из лексикона прокурорских работников и Уголовного кодекса?
Червяков понял, что юлить не надо. Все эти схемы ментам давно известны. И они очень не любят, когда их пытаются держать за дураков.
– В общем, да, – подтвердил он правильность обрисованной Маркеловым схемы.
– Но большая часть неучтенки, как правило, все-таки вкладывается в бизнес.
– Конечно.
С неучтенных денег не приходится платить налогов, благодаря чему можно удержать бизнес на плаву. Простая схема, всем известная, и что же тут может быть непонятного?
– Мы провели большую работу, – сказал Маркелов. – По бумагам не все вычислишь, там много недомолвок, много путаницы, но кое-что рассказали сотрудники Звонарева, что-то рассказали в тех фирмах по России, куда поставлялся товар. В общем, объемы поставок приблизительно известны. Плюс-минус десять процентов, что совсем непринципиально.